длительной подготовки, по крайней мере.
А вот армию Табалы возглавлял никому не известный человек со странной кличкой. Генерал Стальной Дрозд. А полное имя – Антоло Стальной Дрозд.
Любопытно… Тезка того паренька-студента, что устроил драку с лейтенантом Кирсьеном на день тезоименитства матушки императора. Где они, кстати? Остались ли живы? Если сумели сохранить себя в разгулявшейся над Сасандрой грозе, то чем занимаются?
В дверь постучали. Мягко и неназойливо.
– Входи, Гуран! – обрадовалась Флана. Вот у вельсгундца и можно узнать, что с Антоло.
Гуран вошел как всегда. С легким поклоном и ненавязчивой улыбкой. Ни за что не скажешь, что главнокомандующий, второй человек среди «младоаксамалианцев» после Дольбрайна. Хотя в последнее время многие считают, что молодой дворянин утратил влияние на мэтра. Сейчас, говорят, Дольбрайн шага не ступит, чтобы не посоветоваться с Жильоном-сыскарем.
– Доброе утро, – Гуран тронул ус.
– Здравствуй. Присаживайся.
Вельсгундец опустился на низкий карл,[36] упер ножны с мечом в пол, сцепил пальцы на крестовине. Вздохнул.
– Какие новости с севера? – поинтересовалась Флана.
– С севера все новости старые, – усмехнулся Гуран.
– А с юга?
– С юга есть кое-что… – Молодой человек замялся. – Вельза скоро пришлет послов, попросится под нашу руку.
– Откуда ты знаешь?
– У меня есть люди, умеющие слушать и, главное, слышать. А купцы, когда выпьют вина, могут рассказать много интересного.
– Ну-ну… А кроме Вельзы что слышно?
– Кроме Вельзы, новости так себе… Камата ведет переговоры с Айшасой. В обмен на некоторые послабления в торговых пошлинах, каматийцы согласны разместить на побережье несколько крепостей с гарнизонами из айшасианских солдат. А кроме всего прочего, они рассчитывают, что флот Айшасы приструнит халидских пиратов. В этом году они возобновили набеги. Уже сожжены пять рыбацких поселков, ограблен храм Триединого в окрестностях Эгейлы. Мьельские купцы в панике.
– А разве мы не можем предложить Камате военную помощь? – Флана приподняла бровь.
Гуран вздохнул:
– Чего греха таить… Не можем. Обе эскадры в Ласковом море поделены между Уннарой и той же Каматой. Поделить-то они поделили. Все по-честному, корабли поровну. А что морякам нужно жалованье платить, никто как-то не подумал. Ну, что поделаешь! Не сообразили! Думали, моряк, служащий независимой провинции, есть уже не хочет. А они несознательные попались, разбежались почему-то…
– Не нужны нам айшасианы на побережье… – протянула Флана.
– Кто ж спорит? Тем более, если король Айшасы пойдет на уступки купцам, каматийского зерна мы уже не увидим.
– И что ты думаешь делать?
– А что тут сделаешь? Я предложил фра Дольбрайну заслать гонцов в Уннару. Они с Каматой всегда соперничали. Есть надежда, что уннарцы назло Камате нас поддержат. Правда, Перт не заменит Браилы с Мьелой…[37] Но все-таки. Как говорят в Табале, с поганой овцы хоть шерсти клок.
– В Табале? Кстати, о Табале. Что ты думаешь о генерале Стальном Дрозде?
Вельсгундец отвел глаза.
– Ты что-то знаешь, Гуран? И не хочешь мне говорить!
– Нет. Слово чести, нет, – покачал головой молодой человек. Дернул себя за бородку. – Просто имя этого генерала и мне не дает покоя. Говорил я тебе или нет, что Антоло, Емсиля и Вензольо отправили в солдаты?
– Говорил. Но почему солдат не может стать генералом?
– Потому что у генерала есть свой сын, – к месту вспомнил старую шутку Гуран.
Флана даже не улыбнулась.
– И все-таки мне кажется…
– Поверь, – прервал ее Гуран. – Я выяснял… Я расспрашивал… В конце лета под Аксамалой сформировали четыре полка из людей, отбывающих наказание в тюрьмах и на каторгах. Предполагалось, что они таким образом искупят вину перед родиной. Один полк отправили в Окраину, сдерживать кентавров. Один – в Барн, где дроу вконец распоясались, в открытую против Сасандры пошли. А два – скорым маршем в северную Тельбию. Они вошли в пятую пехотную, «Непобедимую». Сама знаешь, что в Тельбии происходит…
– Но ведь Барн недалеко от Табалы! Антоло мог дезертировать. Ну, после того, как Империя развалилась, убежать на родину…
– Извини, – вздохнул Гуран. – Мои друзья попали в тот полк, что направлен в Тельбию. И еще… Я не думаю, что в наше время солдат, да еще отправленный в армию прямиком из тюрьмы, может стать генералом. Да и знал я Антоло! Он армейскую дисциплину на дух не переносил. Да он скорей удавится, чем начнет выслуживаться.
Вельсгундец в сердцах стукнул кулаком по колену. Рванулся, чтобы вскочить, но сдержал порыв.
– Ну, ты же стал главнокомандующим… – тихо произнесла Флана.
– Я стал. Так это ж… – начал было Гуран, но замолчал, захлопнув рот так стремительно, что аж зубы клацнули. Фразу он не закончил, но ее нетрудно было угадать: «Это – он, а это – я».
Молодой человек смущенно засопел и отвернулся к окну. Флана какое-то время молча перебирала бумаги, раскладывала их ровными стопками на столешнице, исподтишка поглядывая на вельсгундца. «Он до сих пор мучается, что его вызволили из тюрьмы, а друзья остались. Как будто в этом есть чья-то вина! Раз такой совестливый, то оставался бы с ними. А не смог, так нечего и грызть себя самого…»
– Как ты думаешь, – прервала молчание правительница, – литийские купцы приведут суда ближе к лету?
– А! Что? – вскинулся Гуран. – Литийские? Не знаю… А зачем нам торговля с Литией? Обычно они нам не продают ничего… Только покупают у вельзийцев и каматийцев зерно, вина.
– А нам и не важно, чтобы у нас покупали или продавали. Все равно город будет иметь с торговли и с таможенной пошлины, – рассеянно пояснила Флана и вдруг нахмурилась. – А ведь ты не для того сюда пришел, чтобы со мной о торговых делах говорить! Угадала? Быстро признавайся, с чем пожаловал! – Она притопнула каблучком.
Гуран снова вздохнул. Поежился. Откашлялся. Открыл рот… И опять закрыл его.
– Эй, ты чего? – Флана подалась вперед. – Гуран! – Ее голос щелкнул, как плеть-семихвостка. – Быстро признавайся! Все равно ведь узнаю.
– Узнаешь, конечно, – сокрушенно тряхнул головой молодой
