радоваться?
– Помнится, кто-то говорил мне, что хочет получить корону с бою, а не в приданое или по наследству.
Валлан нахмурился:
– Я не понял, чародей. Ты не рад, что ли?
– Почему же, рад…
– Да? Ну, гляди мне…
– Да рад я, рад. Только не стоит от радости плевать на заботы и беды королевства.
– Заговорщиков казним. Сегодня же. Бунты подавим. Не далее чем в порошнике. Пускай дороги чуток подмерзнут. И телегам обозным сподручнее, и конница незаморенная подтянется. Кейлина… – Валлан все же понизил голос. – Кейлина тоже придушим. Ну что он за силу наберет? Сотню? Ну, две… Ладно, пускай пять. Да я петельщиков прямо сейчас вполовину больше выставлю. Причем отборных воинов, не чета его сброду!
– Хорошо, если так. Буду молиться Сущему Вовне, чтобы бунты не заполонили страну…
Прерванный на полуслове звуком осторожных ударов в двери, он замолчал и взглянул на собеседника.
– Кого еще стрыгаи на крыльях принесли? – рыкнул Валлан. – Заходи!
Двойные створки распахнулись. Через порог шагнул чернявый петельщик с седыми висками и нашивками полусотенника. Его лицо выражало крайнюю озабоченность.
– Полусотенник Крег, мой капитан, – гвардеец поднял кулак правой руки до уровня плеча, отдавая честь.
– Что такое? Быстро говори!
– Гонец с западных рубежей, мой капитан.
– Ну?..
– У него послание к тебе от барона Даглана.
– Веди. Да быстро!
Петельщик высунулся в коридор, проорал:
– Заводи!
Вошло еще трое. Два гвардейца поддерживали под локти едва стоявшего на ногах человека в черном табарде с вышивкой на груди – черный медведь, стоящий на задних лапах, на фоне белого щита. Герб Дагланов. Одежду и лицо баронского дружинника покрывала грязь, сапоги на всю высоту голенища измараны засохшей конской пеной.
Валлан насупился еще больше и поднялся с табурета, скалой нависая над вошедшими воинами:
– Что за кикиморовы шутки? Что случилось?
Гонец открыл покрасневшие, воспаленные веки.
– Барон Берсан?
– Да! Я, я! Кто ж еще?
– Тебе письмо от барона Даглана, защитника западных рубежей… – ладонь воина скользнула за пазуху, извлекая на свет перемотанный бечевой клочок пергамента.
– Прими, – кивнул Валлан полусотеннику.
Крег повиновался, бережно забрал из дрожащих пальцев гонца письмо, протянул его капитану.
– Ему, – дернул щекой Валлан, указывая на Квартула, а сам шагнул ближе к дружиннику с западной границы. – Что стряслось? На словах что велел барон передать? Ну?
Петельщик слишком хорошо знал Даглана. Обросший черной бородой, как и служивший гербом многим поколениям его предков медведь, такой же угрюмый и обстоятельный, предводитель баронского ополчения не доверил бы всего послания чернилам и выделанной телячьей коже.
Гонец набрал воздуха в грудь.
– Веселины начали войну…
– Что?! – взревел Валлан, сжимая кулаки.
– Веселины начали войну. Вторглись в Спорные земли. Им не нужна добыча. Они жгут наши поселения, убивают всех… И скотину тоже. Разрушено три форта. До основания. Гарнизоны вырезаны. Веселая Горка и Три Петуха в осаде, но еще держались… – Дружинник помолчал, пошевелил губами. – Четыре замка захвачены с налету. От десятка баронов нет вестей.
– Как так! Почему? – Капитан петельщиков в сердцах грянул кулаком по стойке с алебардами. Она с грохотом опрокинулась, оружие со звоном запрыгало по каменному полу.
– Не могу знать. Даглан просит помощи. Я скакал три дня. Загнал пять коней…
Усилием воли Валлан взял себя в руки:
– Ладно, воин. Ты с честью исполнил долг, – махнул рукой петельщикам. – Накормить, напоить, уложить спать. Как проснется, Крег, скажешь Нувелю, я передавал-де, десяток корон пускай отсыплет.
– Слушаюсь, мой капитан, – полусотенник дал знак своим, и гонца увели. Точнее, унесли – сомлевшие от долгой скачки ноги ему почти не повиновались.
Капитан повернулся к жрецу, который сломал печать и разглядывал пергамент, повернувшись спиной к окну.
– Ну?
– Все как он и сказал, – озабоченно отвечал чародей. – Тут названия сожженных фортов и имена погибших, предположительно баронов. Даглан собирает ополчение, но боится, что их разобьют поодиночке.
– Три стрыгая и бэньши!
– А не нужно было королевскому дядьке глаза выкалывать и руки послам рубить, – веско проговорил Квартул.
– Учить меня он будет! – вновь вспылил барон, но осекся, замолчал.
Тишину прерывало лишь сопение чародея – местная промозглая осень наградила привыкшего к теплому климату южанина-озерника сильнейшим насморком. Он продолжал теребить губу и водил ногтем по строчкам на листке.
– Теперь Властомиру, курва его мать, только дай порвать, – хрипло буркнул наконец будущий принц-консорт.
– Вот-вот, – согласился Квартул. – А у нас южный бунт на шее камнем висит, да шурин твой на северо-востоке воду мутит…
– Я его голыми руками порву! Честную сталь не измараю! На одну ногу наступлю, за другую дерну!
– Кого? Властомира или Кейлина?
– Обоих! – Валлан врезал с размаху кулаком по столу. Мечи подпрыгнули и жалобно тренькнули.
– Хватит мебель ломать, – чародей опасливо отодвинулся вместе с табуретом. – Что делать думаешь?
Петельщик заходил по комнате, как пойманный волк по тесной клетке:
– Перво-наперво, собирать баронские дружины под копье. Глашатая в Восточную марку. Пусть Торкен Третий поднимает своих баронов и ведет на юг. Бунт подавить. Пускай пообещает каждому дружиннику рыцарский лен в южных землях, а каждому рыцарю – баронскую корону…
– Разумно, – усмехнулся Квартул. – А потом юг будет бунтовать еще два поколения.
