– Плевать! Лишь бы подавил. Торкен справится. Я видел маркграфа в деле. А мы встретим веселинов.
– Может, попытаемся договориться? Отдадим Спорные земли. Пошлем кого- нибудь постарше на переговоры.
– С бородачами-лошадниками я еще не договаривался! – вспыхнул Валлан, остановился, перекатываясь с пятки на носок. – Да и не пойдет Властомир на переговоры. Он горло перегрызет за Зимогляда.
– Значит, раньше надо было по чести договариваться, – жрец пожал плечами. – Что уж теперь…
– Думаешь, когда б руки не рубили, он бы добрее был бы?
– Ну, не знаю…
– Селина знала, что делала. Витгольд, король наш покойный, меня бы в Трегетройм не впустил. Ее под замком держал.
– Правильно, а она за это батюшку подушкой.
– А что с ним цацкаться? Одной ногой в лодке, а туда же – государственные дела устраивать!
– Не знаю, – Квартул задумчиво отложил пергамент, провел ладонью по груди, нащупывая что-то, незаметное под одеждой. – В Приозерной империи убийство кровного родственника всегда самым страшным грехом считалось, и сейчас еще считается. Даже изменившего императору не карают так сурово, как отцеубийцу. Ведь это же человек, которому ты жизнью обязан. Штука, на мой взгляд, почище вассальной присяги будет.
– Тебя не припекало просто, – огрызнулся Валлан. – И вообще вы там, на Юге, давно забыли, с какого конца за меч берутся.
– Ты так думаешь? У меня отец – легат семнадцатого Серебряного легиона. Там у каждого воина серебряная стрелка на шлеме выгравирована. За то, что в чистом поле против десяти тысяч кочевников держались и отход имперского войска прикрыли. Чтоб в семнадцатый легион попасть, рекрут дерется, бывает, на вербовочных пунктах, да только не всякого десятник все равно возьмет.
– Вот как? – петельщик скривился, словно гнилую сливу раскусил. – А что ж ты в жрецы подался? Или трусоват? Не в отца.
Чародей выпрямился, сжав челюсти так, что под тонкой кожей заиграли желваки. Ответил, тщательно подбирая слова:
– В Империи нет обязанности почетнее, чем служить Храму.
– Я ж и говорю – странные вы все.
– Тем более что я и должен был унаследовать дело отца. Меня, может, с пеленок готовили в армию!
Валлан скептически скользнул глазом по щупловатой фигуре собеседника. Но смолчал. Тем не менее Квартул его взгляд заметил
– Я с тобой на Север, за Мак Кехтой, ходил – просил пощады? Или, может быть, ныл?
– Ну, нет.
– То-то же.
– А как же тебя угораздило в мантию вырядиться?
Квартул вздохнул:
– У меня был брат. Старший…
– Был?
– Да. Был. Отец сказал, что для нашего рода он умер. Что у Сестора Ларра остался лишь один сын, который должен спасти честь рода.
– И что он натворил, твой мертвый брат?
– У нас, в Империи, принято отправлять старших сыновей от каждого нобильского рода в Храмовую Школу. В лето, когда им сравняется десять полных лет. Там проверяют их магические способности. Если мальчики подают надежды, их оставляют для обучения…
– А девок не отправляют, что ли? – заинтересовался рассказом петельщик.
– Фу, – чародей скорчил такую гримасу, словно ему предложили голым по гребню крепостной стены пробежаться. – Какой от женщины может быть прок в магических занятиях? Они живут не разумом, а чувствами. Эмоции в них сильнее рассудка. И таким существам давать в руки магию?
Валлан хмыкнул:
– Вона как у вас там заведено! А все нас варварами зовете.
– Варварство – это бесконтрольное использование Силы. Не прошедший смиряющего дух и плоть обучения в Храмовой Школе тебе такого наколдует!..
– Ну-ну. Ты дальше про себя рассказывай. Нечего мне тут храмовыми истинами трясти.
– Мой старший брат… – Квартул запнулся, мучительно решая для себя – называть или не называть имя. И решил, что не стоит. – Мой старший брат был по праву первородства удостоен этой чести. Его приняли в Школу. А потом… Потом он оттуда сбежал.
– Вот так прямо – взял и сбежал?
– Да.
– Молодец твой брат, – петельщик усмехнулся, присел. – Не захотел штаны протирать о лавки. Э, да вы там же, видать, штанов не носите – балахоны ученические. Все равно молодец. Небось матросом на корабль императорский записался или в легион?
– Нет. Вряд ли, – чародей покачал головой. – Храмовая Школа не отпускает так просто своих воспитанников. Тем более прошедших почти шесть лет обучения. Ведь это уже готовый волшебник.
– Ну да, – Валлан притворно всплеснул широкими ладонями, – готовый чародей и вдруг не под надзором у отцов-Примулов.
– Вот именно. И он это понимал. Не мог не понимать. Наверняка убежал в Йоль. Или к поморянам. Или на Север, к вам.
– Так ты поищи братца-то. Или нет больше родственных чувств? Любви там братской…
– Нет. Да, наверное, и не было. Я ж его совсем не помню. Когда он уезжал в Школу, два года мне было. Когда удирал – а он забежал домой ненадолго после побега, – я его видел, но не запомнил. Дядька какой-то чужой… Темно, страшно, мать плачет. Отцу она так и не рассказала, что брат заглядывал к нам. Отец сильно сердился. Сказал, что нет у него больше старшего сына. Единственный я.
– А тебя в Школу, значит…
– Да. Искупать позор рода Ларров. Как видишь, не зря. К двадцати пяти годам не всякий Квартулом становится. Иной и помрет Додекатулом.
– Чудно говоришь.
– Это у нас ранги такие. Чем ты сильнее, тем ранг выше. Самый верхний – Примул. Из них состоит Священный Синклит, восседающий в Соль-Эльрине. А Додекатул – едва ли не самый нижний.
– Ладно, – Валлан махнул рукой. – Я вот о чем хотел тебя… просить.
Последнее слово далось ему с немалым усилием.
– О чем же? – прищурился жрец.
– Поможешь волшбой? С твоими молниями и огненными шарами мы с веселинами легко совладаем.
Квартул задумался.
– Ну, что ты молчишь, словно медом язык залепил?
