– Не вижу.
– И не боишься?
– Почему? Боюсь. Плоть слаба. Но дух мне Господь укрепит.
– Эх, Куфар, Куфар, – покачал головой новый подскарбий. – Как же ты можешь именем Господа прикрываться? С твоими грехами-то? Я бы на твоем месте…
– Будешь. Дай только срок…
На этот раз Зьмитрок не останавливал своего верного помощника. Переступа взмахнул плеткой, свисавшей до того с его левой кисти на кожаном темляке. Алая полоса прочертила лицо пана Зджислава. Косо. Через щеку и бровь.
Зджислав охнул. Схватился за глазницу ладонью.
– То-то же, пес, – прошипел ротмистр, замахиваясь повторно.
– Довольно, Владзик. – Зьмитрок лениво повел ладонью и, подавшись вперед, продолжил: – Ты в руках моих, Куфар. Ты в моих, а не я в твоих. Преступления твои доказаны, и Сенат осудит тебя. Знаешь, в чем тебя обвиняют?
– Да уж догадываюсь, – нашел силы улыбнуться пан Зджислав. – Что спуску не давал князьям и магнатам великолужичанским. А им все вольностей хотелось. Каждый сам себе король. Ничего. Это они рано обрадовались. Я-то, может, и пес, прав твой Переступа. Только малоприлужанский пес все же лучше будет, чем грозинецкий лис. Это они еще поймут. А вот тогда я тебе не зави…
Договорить ему не дали. Пан Владзик подскочил крабьим шагом и ударил каблуком в живот. Зджислав завалился навзничь, только подошвы сапог мелькнули над лавкой. А ротмистр, шипя от злости, стегнул его несколько раз плетью. От души стегнул, с оттяжкой. А напоследок пнул пару раз ногой.
– Поднимайся, Куфар, поднимайся. – Зьмитрок снова сидел, откинувшись на спинку кресла. Изящный и улыбчивый, как ни в чем не бывало. – Рассказать, в чем тебя обвиняют? Молчишь? Ну и молчи. А я все равно расскажу. Во-первых, во мздоимстве, когда при власти был. Откуда все маетки твои? Святым духом надуло, как Лукасю Непорочную? Во-вторых, есть свидетели: принуждал ты электоров за Януша Уховецкого голосовать. В-третьих, обвиняешься ты вместе с Чеславом Купищанским в отравлении на смерть князя Жигомонта Скулы, великого гетмана Великих Прилужан, а также в попытке отравления его величества Юстына Первого, которая непоправимый ущерб королевской внешности нанесла.
– Ну, положим, это доказать еще надо… – Покряхтывая, Зджислав схватился скованными руками за лавку, поднялся. Осторожно уселся.
– Значит, с первыми двумя обвинениями ты согласен? – ухмыльнулся грозинецкий князь.
– Их тоже доказать надо.
– Не переживай. Свидетели найдутся. Под присягой подтвердят.
– Еще б не нашлись. Упавшего пнуть всегда приятно. – Пан Куфар опасливо покосился на Переступу, но тот не двигался с места. Тогда Зджислав продолжил: – А последнее твое обвинение смехотворно, Зьмитрок. Каким образом я, по-твоему, травил Жигомонта? Раков мы с ним не ели…
– Не гневи Господа ложью, Куфар! – Зьмитрок воздел очи к серому неровному потолку пыточной. – Зачем тебе его самому травить? Ты ж при власти был. Прикажи, исполнители найдутся.
– Никому я не приказывал.
– Да?
– Да.
– А имя Хележки Скивицы тебе говорит о чем-нибудь? А! Побелел весь как! Значит, говорит!
– Продала, сука, – прошептал пан Зджислав, понимая, что пропал. Вот теперь пропал совсем. Как лягушка в клюве аиста.
– Пани Хележка перед Сенатом мое обвинение подтвердит.
– И сама на плаху пойдет.
– Да почему же? Она ведь приказ исполняла. А виновен кто? Кто приказ отдавал?
– А кто яд сыпал, выходит, чист, аки агнец?
– Аки горлица непорочная. Нет, само собой, она раскается. Поотмаливает грехи с годик где-нибудь в монастыре. Его преподобие, Винцесь Шваха, епитимью ей назначит не слишком тяжелую. Все ж таки пани. Старинного рода. Половина Прилужан в родне, дальней и ближней. А вот тебя, Куфар, кара ждет. Кол, самое малое.
Пан Зджислав посерел. Перед глазами вновь промелькнуло видение. Высокая, худая девка. Понева расшита черными и красными крестами. Белая рубаха навыпуск. В сухой мосластой руке – красный платок. Она взмахнула платком, слегка касаясь щеки бывшего подскарбия. Тонкая материя обжигала холодом, словно кусок льда. «Касатик мой, – прошелестели сухие губы. – Заждалась… Ничего, теперь скоро».
Много повидавший на своем веку пан Зджислав вздрогнул и едва не свалился со скамейки.
Хищная усмешка озарила лицо Зьмитрока.
– А ты ведь боишься смерти!
– А кто ее не боится? – невнятно – губы отказывались повиноваться – проговорил Зджислав.
– Ну так выкупи жизнь.
Малолужичанин помолчал. Не хотел выказывать слишком явного интереса. Слишком долго он прослужил короне, знал толк в придворных интригах и владел чувствами. По крайней мере, до сегодняшнего дня считал, что владеет.
– Чем же я выкуплю? Имущество мое наверняка у твоих коршунов уже. Маетки далеко. Там, где ты ими не воспользуешься…
– Ты, верно, думаешь, что Януш всемогущий?
– И в мыслях не было. Только я его давно знаю. Надавишь – на клинок напорешься. А полководцев, равных князю Янушу, у вас нет. Или Твожимир Люлинецкий возглавит войско?
Зьмитрок презрительно сплюнул на пол.
– Кишка тонка у Януша. Против Выгова не попрет.
– Не буду спорить. А то… – Зджислав многозначительно кивнул на Владзика Переступу, поигрывавшего плетью.
– Правильно, – осклабился грозинецкий князь. – В твоем положении лучше слушать и соглашаться.
– Слушаю.
– Маетки твои мне ни к чему. Верни казну коронную.
– Что? – Зджислав удивленно вскинул брови. – Какую казну?
– Казну Прилужанского королевства.
– Так вразуми меня, Господь, я думал: ты подскарбий сейчас. Ты и казной владеть должен.
Едва заметного движения пальца Зьмитрока оказалось довольно, чтоб ротмистр снова выступил вперед. Свистнула плеть.
Еще!
И еще!
И еще раз!
