– А ну-ка, припеки его, – почти с сожалением проговорил Зьмитрок.
Заплечники деловито подступили к пану Зджиславу. Мигом разодрали рубаху, обнажив обрюзгшее, но еще не старческое тело, закинули цепочку ручных кандалов за вбитый в потолок крюк.
Багус вытащил из жаровни один из прутков – расплющенный на конце на манер зубила. Внимательно осмотрел, поднес к щеке, проверяя жар. Недовольно покачал головой и помахал в воздухе, остужая, а потом плотно прижал к ребрам пана Куфара.
Пан Зджислав заорал, не сдерживаясь. А зачем сдерживаться? Уши Зьмитрока беречь, что ли? Знающие люди советовали под пыткой не сдерживаться. Те, кто боль в себе глушат, часто помирают. Сердце останавливается.
Грозинецкий князь, видно, этого не знал. Брезгливо сморщил тонкий нос. Приложил ладони к ушам.
Багус Бизун, напротив, покивал, выражая одобрение. Он любил, когда пытаемый живет долго. Смерть в застенках воспринимал как собственный просчет, досадную ошибку, простительную исключительно новичкам и подмастерьям.
В воздухе разлился смрад горелой плоти.
– Еще! – распорядился грозинчанин.
Заплечник повторил прижигание.
Пан Зджислав продолжал в голос кричать.
– Довольно. Пусть заткнется.
Как только раскаленная железка вернулась в жаровню, пан Зджислав замолчал. Тяжело выдохнул. Застонал, но уже тихо. Для себя, не для зрителей.
– Видишь, Куфар, – Зьмитрок поднес к усам надушенный платок, – у меня хватит способов заставить тебя говорить и так. А я предлагаю тебе добровольную сделку. Казна, которую ты с Богумилом Годзелкой воровским образом из города вывез и отправил в неизвестном направлении.
– Это тебе Богумил сказал? – осторожно поинтересовался пан Зджислав. Его озадачила осведомленность грозинецкого князя.
– Если б я успел Богумила поймать, вы бы сейчас друг против друга висели. А болтали бы наперегонки. Кто первый расскажет – останется жить.
– А откуда ж тогда…
– Меньше будешь знать, дольше проживешь. Хотя к тебе это не относится.
– Отчего же? – задумчиво проговорил пан Зджислав. – Очень может быть…
Зьмитрок снова расхохотался, откидываясь на спинку кресла. В свете магического шара его зубы блестели, как у волка. Или это лишь показалось пану Зджиславу?
– Я знал, что мы найдем общий язык, – вдоволь нахохотавшись, сказал грозинчанин. – Говори.
– Э-э, погоди, Зьмитрок. Я перед тобой, можно сказать, сердце открываю, а мне и свой интерес поиметь надо, как говорят в Заливанщине.
– Ну? Неужто? Каков нахал! Тебе жизнь обещают сохранить. Понимаешь? Жизнь!
– Понимаю, чего уж непонятного. Мои условия – жизнь и свобода. Отпустишь – скажу.
– Нет, но каков наглец! – Зьмитрок глянул на пана Владзика, после на Мржека Сякеру, словно ища поддержки и совета. – Жизнь и свободу. Стоит подумать. – Он подкрутил черный тонкий ус, задумчиво покивал. – Так. Уже подумал. Хорошо. Будет тебе жизнь и свобода. Снимайте!
Последний приказ относился уже к заплечникам, которые бережно приподняли пана Зджислава, отцепили кандалы и опустили его на лавку. Здесь умели причинять боль, но умели и бережно относиться к дающим показания. Таких в застенках принято было называть «соловьями». Как говорится, поет, как соловей. Успевай записывать или запоминать.
– Ну, говори.
– Погоди, Зьмитрок. Сперва дай слово шляхтича и князя, что отпустишь меня живым.
– Даю. Слово князя. Клянусь честью шляхтича, что отпущу тебя, Зджислав Куфар, из тюрьмы и из города невозбранно. На все четыре стороны. Годится? Или письменную грамотку попросишь?
– Годится. Слушай.
– Говори.
– Казну мы передали на сохранение отряду малолужичан из Берестянки. Полтора десятка человек. Командиром у них – пан Войцек Шпара, бывший богорадовский сотник…
– Что? – Мржек не сумел сдержать возгласа, шагнул вперед, сжимая кулаки.
Пан Владзик Переступа тоже побелел, сцепил зубы до хруста, помимо воли поднял плеть.
– Вижу, знакомый ваш, панове?
– Не твое дело, продолжай.
– Не мое так не мое. Значит, так, они должны отвезти телегу с сундуком в Искорост. Там передать купцу Болюсю Голенке. Тот золото должен зарыть и ждать особых распоряжений.
– Ясно. Давно они выехали?
– Да уж дней десять, – чистосердечно ответил пан Зджислав.
Зьмитрок на какое-то время утратил интерес к собеседнику. Вскочил с кресла, развернулся лицом к ротмистру и чародею:
– Ну, панове, слышали?
– Так точно, – отозвался Переступа. – Дорога на Искорост одна. С телегой быстро не поедешь. Двух десятков драгун мне хватит.
– Я тоже еду, – угрюмо проговорил Мржек. – У меня к Меченому свой счет имеется.
Князь кивнул:
– Почему бы и нет? Езжай. Чародей в пути лишним не будет. Эх, если б Юстын не уперся с Контрамацией… – Он снова повернулся к пану Зджиславу. – Думаю, ты не соврал. Мои соглядатаи о чем-то похожем говорили. Но если направление неверно указал, я тебя найду.
«Ага, – подумал Зджислав. – Сейчас. Так я и дал себя найти…»
Растрепанная девка-Смерть погрозила ему пальцем из дальнего угла: «Обманул, касатик. Ничего. Я подожду. Я привыкла ждать».
– Дозволь идти, твоя милость? – Пан Владзик выражал явное нетерпение. Прямо пританцовывать начал.
«Ага! – вспомнил вдруг Зджислав. – Это ведь его тогда Войцек повстречал на левобережье Луги. Это его кончара работа, значит…»
– Иди, – кивнул Зьмитрок.
Чародей с ротмистром поклонились и вышли. Мржек на прощание движением ладони погасил светящийся шар и щелчком пальцев вновь зажег факелы.
Грозинецкий князь медленно поднялся с кресла, задумчиво подергал правый ус.
