— Заткнулся бы ты, пан!..
— Выбрали короля на свою голову! А он вам: нате — ешьте!..
— Уйдите от греха, Кжеменецкие! По миру пущу...
— Анафема!
— Позор!!!
— Ату!
— Нам нет числа!..
— Да пошел ты!
— Сам пошел!
— Кто, я?
— Ты, пан, ты! Кто же еще?
— Да я...
— Вон!
— Анафема!
— Пардус и Юстын!
— В задницу!!!
— Позор!
— Ну, тогда не обижайся, пан Стреджислав, сын сучий!
— Вот о собаках плохо не надо!
— И Контрамацию вашу туда же...
— Панове, тише! Господом прошу!
— Ты кого послал?
— Прочь, недоумки! В Тернов, бегом, вприсядку!
— Сколько тебе князь Януш отвесил?
— Бреши, пес, бреши — вон твой хозяин ус крутит!
— Позор!
— Анафема!
— Орел! Белый Орел!!!
— Позор!
— Вон! В Уховецк!
— Чтоб ты задавился тем золотом вражьим!
— А ты?
— Анафема!
— В задницу!
— А что я?
— Вон!
— Панове! Ну, разве ж можно? Король здесь!
— Позор!
— А пущай поглядит! Злее будет!
— Держите меня пятеро!
— Ну, иди сюда, иди! Щас пну, вмиг в свои Стодолы улетишь!
— Панове...
— Да пошел ты!
— Пардус!
— В задницу!
— Орел!
— В задницу!
— Анафема!
— В задницу!
— Да я...
— В задницу!
— Господи, вразуми и укрепи!
— В задницу!
— Вон!
— На погибель!
— Ты что творишь?
— Позор!!!
— В задницу!
— Мы, Оздамичи...
— Туда же!
Зьмитрок откровенно наслаждался поднятым шумом. Жаль, батюшка, великий князь Войтыла, не дожил. Уж он бы порадовался, глядя, как вот-вот лужичане лужичанам глотку рвать начнут. Да не просто мещане либо кмети, а важные сенаторы в вихры друг дружке вцепиться готовы. Ради такого события стоит жить, стоит прятать ненависть и презрение, зажимать в кулак собственную гордость...
Вдруг Грозинецкий князь увидел глаза Юстына. Мутные, болезненные — в уголке правого слабо поблескивала дорожка нечаянной слезы, — они выражали такую решимость, такую уверенность... Зьмитрок понял, что проиграл. Так опытный фехтовальщик еще до начала схватки понимает, что противник сильнее, опытнее, решительнее. И в таком случае остается либо позорно бежать с поля боя, либо выйти на поединок и умереть.
Юстын, которого он почитал за рохлю и беспомощного слюнтяя, вырос над собой. Куда делся прежний, мягкий и нерешительный пан Далонь? Его величество Юстын Первый знал, как нанести встречный удар — рипост, как говорят мастера сабли. Есть у короля в запасе ответ смутьянам и горлопанам, есть слова, которые успокоят и сторонников старой жизни, и ярых приверженцев новой.
Князь Грозина едва не взвыл в бессильной ярости. Переиграл, перехитрил его пан Далонь. И теперь уж все равно, чем ответит Зьмитрок на непотребство, творящееся в Сенате, что предпримет со своей стороны. Исход сегодняшнего заседания он прочел в глазах Юстына. Слезящихся, больных глазах...
Грозинчанину захотелось вскочить, броситься в гущу орущих, размахивающих кулаками, озлобленных сенаторов. Еще бы миг, и он начал бы их расталкивать, успокаивать, затыкать рты наиболее рьяным, а то и просить успокоиться, взывать к рассудку и совести. Может, и удалось бы? Все-таки маршалок Шэрань, патриарх Шваха, мечник Церуш, каштелян Стронга да и многие иные князья на его стороне...
Но тут медленно встал король.
Он прошел, даже не пытаясь развернуть плечи, выпрямиться, как подобает ясновельможному шляхтичу. Так шагают кмети после тяжелой работы — пахоты или жнив.
Остановился подле безуспешно взывающего маршалка.
Вздохнул, оттер пана Адолика плечом в сторону.
— Панове!
Несмотря на болезнь, голос пан Юстын сохранил сильный и уверенный. Кое-кто из сенаторов замерли с открытыми ртами.
— Вельможное панство лужичанское!! — прокатилось по зале.
Тут уж слова короля услыхали все. Услыхали и смолкли. Ведь что б там не ляпали языками в пылу спора, Юстын Далонь пока сохранял уважение знати Прилужанского королевства.
Только пан Явороцкий, не в силах остановиться, выкрикнул свое:
— Позор! Вон!!! — и в испуге зажал рот ладонями.
