На кой леший она мне?
— Все вы, подсылы, так говорите!
— Ой, ладно! Не хочешь, не говори! Да ты, пан Зджислав, и сам, верно, забыл, куда отправил казну. Ты лучше вот что скажи? Где митрополита Годзелку искать?
— Годзелку? Вот спросил! Его найдешь! Я и подскарбием был, а захоти его преподобие затихариться, вовек не нашел бы. Не знаю я, где пана Богумила найти. Не знаю.
— Эх, жаль! Мы бы ему про Мржека Сякеру рассказали бы и про пана Переступу, и про драгун грозинецких много чего... Ну, прощай, пан Зджислав!
Ендрек поднялся.
Пан Куфар даже по колену захлопал ладонь, отбивая ритм.
— П-прощай, пан Зджислав, — скрипнул зубами Войцек. Развернулся на каблуках.
— Эй, служивые, погодите-ка, — вдруг окликнул их бывший подскарбий.
— Что, пан Зджислав? — как можно мягче спросил Ендрек.
— Да ничего. Понравились вы мне, служивые. Песни петь не мешали. Вот пани мою вельможную зря прогнали — она тоже мои песни любит. Бывало, слушает, слушает...
— Т-т-ты что-то сказать хотел, пан Зджислав, или так просто куражишься?
— Ишь ты! Обиделись мы! Словно не сотник боевой, а панночка на выданье!
— П-прощай! Живи, гнида. Рук об тебя марать не охота, — прорычал Войцек. — Не говоря уже про честную сталь.
— Мужи государственные, дрын мне в коленку, — подхватил Хватан. — Давил бы, как клопов!
— Ха-ха-ха! — безумец веселился. Смеялся, запрокинув голову, показывая недостающие зубы в распахнутом рту. — Ха-ха! Нет, погодите, служивые! Я же говорю — понравились мне. Загадочку загадаю. Разгадаете — найдете Богумила Годзелку.
— Ну? — чувствуя, как дрожит от волнения голос, вновь наклонился к слепому Ендрек.
— Не нукай, лекарь, не запряг еще! Ищите лес, где беда собачья с памятью малолужичанской сойдутся. Там и Годзелку найдете!
Студиозус глянул на своих товарищей.
Пан Войцек пожал плечами.
Хватан плюнул на чистый пол, растер носком сапога. Махнул рукой.
— Спасибо тебе, пан Зджислав, — за всех поблагодарил Ендрек. — Прощай, не грусти без нас.
— Идите с миром. Мне без вас веселее. Глядишь, пани вернется...
В коридоре пан Войцек ударил кулаком о стену:
— И эт-то ему я мс-с-стить хотел!
— У нас пан Богумил еще остался, — напомнил медикус.
— В-в-верно. Остался.
— Его еще найти надо, дрын мне в коленку!
— Д-добро! — Хладнокровие начало возвращаться к пану Шпаре. — Кто из вас загадку понял?
— Нет, не по мне эти загадки, — сразу отказался Хватан.
— А т-ты, студиозус?
— Думать надо... — Ендрек растерянно заморгал. — Что-то в ней есть... А что?
— Т-то-то и оно, — согласился Меченый. — Пока разгадаем, уже сады з-з-зацветут.
Он вздохнул.
— В Выгов ехать надо, — несмело предложил Ендрек. — Пономарь обещал помочь. Я могу к Касперу Штюцу попроситься поговорить...
— Так тебя Каспер Штюц и принял, — дернул щекой Хватан. — Он, дрын мне в коленку, от верности не помрет. Кто в короне, тому и служит.
— Ну и что? — возмутился медикус. — Он меня должен помнить! Не откажет!
— Д-д-добро, — согласился пан Войцек. — Поедем в Выгов. А там п-п-поглядим, что да как.
Глава десятая,
из которой читатель узнает о разногласиях в королевской семье Великих Прилужан, становится свидетелем нежного свидания, наблюдает, как полк выговских гусар покидает пределы столицы, а также ближе знакомится с архиереем Силиваном Пакрыхом.
Дзынь!!!
Серебряная чернильница в виде распластавшего крылья лебедя врезалась о стену. Черные брызги разлетелись во все стороны, марая дорогие султанатские ковры. Извилистые потеки, подобные щупальцам морского чуда — кракена — поползли по штукатурке. Когда-то в этом месте висел гобелен, изображающий сцену приема послов из Угорья королем Зориславом. Славные времена и памятные события. Тогда благодаря переброшенным из Прилужан конным хоругвям удалось остановить орды горных великанов, сошедших вдруг в низины из дремучих лесов, покрывающих склоны Отпорных гор. Жаль, что в нынешние часы угорцы все чаще и чаще забывают о своем долге перед лужичанами, наглеют, зубы показывают, как разбалованный кобель слабовольному хозяину. Гобелен пришлось убрать, поскольку отстирать его от чернил, въевшихся в основу и уток ткани так и не удалось. Кое-кто из дворцовой челяди бурчал втихаря по закоулкам, мол, при Витенеже такого не было, дороговато обходится казне вспыльчивость нового короля. А еще бы не вспылить, когда докладывают, как великий гетман в обход королевской воли самовольно развязал междоусобную войну с Малыми Прилужанами. Да Витенеж потребовал бы в течении двух суток голову пана Твожимира Зурава в мешке ему предоставить. А он, Юстын, по справедливости решил поступить — указы слал, Сенат призвал вразумить гетмана- ослушника. Только все напрасно. На указы пан Твожимир внимания не обращал, а на решения Сената, мягко говоря, начхал. Наконец, чаша королевского терпения переполнилась, и Юстын назначил великим
