падала в пыль.
— О! Проснулся, сладкая бузина! — обрадованно воскликнул Сыдор. — Молодец, пан рыцарь! Поздняя птичка глазки продирает, а ранняя уже носик вычищает. Доброго утра тебе!
— И тебе утра доброго, Сыдор, — вежливо откликнулся Годимир.
— Наше утро, сладкая бузина, всегда будет добрым, пока королевские стражники колья не заострят. Присаживайся, пан рыцарь, — лесной молодец похлопал ладонью по сену рядом с собой, — в ногах правды нет.
Словинец присел — куда ж деваться? Огляделся. Близнецы не озаботились его присутствием. Похоже, считали, что рыцарь полностью на стороне разбойников. Хорошенькая же у него слава среди заречан! Лучше не бывает. А может, его попросту не считают опасным противником? Какой-то благородный пан из восточного королевства, о котором здесь ходят лишь байки и непроверенные слухи, да еще без оружия. А Сыдор наверняка парень — не промах и с мечом, и с кордом, да и в рукопашную… Ну что ж, посмотрим, справитесь ли вы, вчерашние кмети немытые, с настоящим рыцарем. Главное, вырвать оружие в начале схватки, а там — берегитесь. Уж всяко, с двумя разбойниками — ну, и подумаешь, что одинаковые хоть в ширину, хоть в высоту — справиться легче, чем с волколаком или горным великаном.
— Что озабоченный такой с утра? — Сыдор легонько толкнул его локтем. Вот ведь как! Оказывается, помнит вожак хэвры, что у рыцаря ребра помяты. Притронулся осторожно, как к птичьему гнезду. — Или кишки крутит с голоду? Так мы скоро завтракать будем — вон парни стараются угодить…
И вновь Годимир обратил внимание на особенное к нему отношение. Любой заречанин сказал бы не завтрак, а снеданок — им так привычнее: хоть и близки говоры в Заречье и Хоробровском королевстве, а все же отличаются.
— Э, совсем ты задумчивый, пан рыцарь! — покачал головой Сыдор. — Или обиду какую, сладкая бузина, на меня затаил? Брось! Не держи сердца. Нам дружить надо. Кстати, вон кольчуга твоя, я приказал Дорофею вычистить от грязи да смазать. Или что не так сделал?
Губы рыцаря против воли растянулись в дурацкой улыбке.
— Ну, спасибо, Сыдор…
— Да не за что, сладкая бузина, не за что! Дорофей, он молодец, службу понимает верно. Сбегал и еще меч твой принес, сладкая бузина. А конь за сенником привязанный. Он, — разбойник хохотнул, — всего стога, ясное дело, не сожрал, но отъел, думаю, изрядно, сладкая бузина. Чем еще тебя потешить?
— Спасибо, спасибо, — Годимир потерялся под натиском сыплющихся на него «благ».
— Доволен, значит, пан рыцарь?
— Ну, можно и так сказать, — покивал словинец. — А что с Ярошем?
— С каким-таким Ярошем, сладкая бузина? — Брови разбойника поползли вверх.
— Что значит — «с каким»? — в свою очередь удивился Годимир. — С Бирюком. Или скажешь, будто не знаком с ним?
— Да почему же, сладкая бузина? — Сыдор с хрустом переломил палочку. Глянул исподлобья. — Знаком, ясное дело.
— Ну, так как?
— А что ты, пан рыцарь, так за него переживаешь?
— Ну, что тебе сказать? Путешествовали вместе. Хлеб делили. Случалось и бражки тоже хлебнуть.
— Серьезно, — кивнул Сыдор. И не поймешь: в насмешку сказал или правда так думает. Хотя… Как ни крути, а, скорее всего, в насмешку. — Мне-то что с того?
— Да ничего, — согласился рыцарь. — Ты не думай, я знаю, какая промеж вас вражда.
— Во-во, сладкая бузина. Небось, я б ему в руки попался, уж он бы добренького из себя не корчил бы. Ножик под ребро, сладкая бузина, и весь разговор…
— Что с Ярошем? — упрямо повторил Годимир.
— Да ничего, ничего! — голос вожака зазвучал чуть резче и визгливее, чем обычно, но он быстро взял себя в руки. — Живой. Связанный, сладкая бузина, но живой. Поглядеть хочешь?
— Ну… — Рыцарь замялся.
— Вот и я не советую. Потому как злой Ярош, как собака бешеная. Того и гляди, сладкая бузина, в лодыжку вцепится.
— Да ну?
— А ты думал, пан рыцарь! Проигрывать никому не охота. — Сыдор несколько раз крутанул клинок между пальцев. Ловко, ничего не скажешь. — Нынче он в моей воле. Был бы я в его — я бы злился. Вот так-то, пан рыцарь…
Они помолчали. Годимир смотрел, как один из близнецов — Будигост или Будимил сказать трудно, поскольку на одно лицо совершенно, — смешно вытянув губы, пробует варево с плоской ложки. Пожевал, полез в тряпицу за солью. Сыдор тем временем нашарил в сене очередную палочку. Вновь принялся скоблить деревяшку.
— Ты убить его хочешь? — откашлявшись, несмело произнес словинец.
— Есть такая задумка, — не покривив душой, ответил разбойник. Повернулся, впился глазами в лицо словинца. — Сам посуди, пан рыцарь: какой мне резон злейшего врага в живых оставлять? Ведь тут так — или я его, или он меня. Эх, да что я тебе объясняю, сладкая бузина! Ты пожил бы в моей шкуре. Я ж не только за себя отвечаю перед судьбой и удачей, за них тоже! — Он обвел рукой вяло шевелящийся лагерь. Большинство лесных молодцев, очевидно, не разделяли пристрастия главаря к ранним пробуждениям.
— Ты уже раз пытался…
— И не раз, уж поверь мне! И он тоже в долгу не оставался. Или ты другие сказки от Яроша слышал?
— Да нет. Он молчал все больше. Только…
— Что — «только»?
— Да ничего… Злился, конечно, сильно.
— Обещал из-под земли достать? Зубами грызть?
— Ну да… — сокрушенно согласился рыцарь.
Сыдор неожиданно рассмеялся, замахнулся хлопнуть Годимира по плечу, но вовремя вспомнил про незалеченные побои и придержал размах. Легко опустил ладонь.
— Да не переживай ты, пан рыцарь! Я же, сладкая бузина, того же обещал! А что поделать? Мы же разбойники? Разбойники. Душегубы? Еще какие! Только знаешь, что я тебе скажу, пан рыцарь, устал я разбойником быть. Устал…
Годимир взглянул на собеседника заинтересованно. Не каждый день случается видеть лесного молодца, возжелавшего покончить с прибыльным ремеслом. Нет, в сказках рассказывалось, конечно, об умудренных жизнью, выбеленных годами, как кость ветрами, стариках- разбойниках, бросающих любимых учеников и последователей. Обернет такой старик все награбленное добро в звонкое злато-серебро, да и мотанет за тридевять земель — к северному морю, например, или, наоборот, на берега Усожи, греть застуженную спину под жарким южным солнышком. Но Сыдор вряд ли встретил тридцатую весну. Не вписываются его слова в привычное представление о разбойнике. Да и с характером никак не вяжутся. Он еще сейчас заявит, что в монастырь пойдет…
— Вот что я задумал, пан рыцарь… — словно подслушал его мысли заречанин. — Только смеяться не вздумай, а то…
«Неужто и взаправду в монастырь собрался? Быть такого не может!
