от Аделии.
Что ж, дождался. Вот тебе и весточка. Приехала на игреневом жеребце.
Объезжая холм, Годимир нарочно шумел, хлестал сорванной веткой во кустам бузины, вполголоса напевал слышанную еще в детстве мужицкую песенку.
Он хотел, чтобы его услышали и заметили. Не хватало еще получить стрелу из засады от старательного охранника. Чего-чего, а сторожей вокруг должно быть немеряно — Сыдор, конечно, мерзавец, но не придурок. Слишком много властьимущих в Заречье желают заполучить его голову.
Красную гранитную скалу рыцарь заметил, когда огибал поваленный бук — такие великаны если и растут где, то только в диких краях, куда ни лесорубы, ни углежоги не добираются. Потребовалось бы трое взрослых мужчин, чтобы обхватить светло-серый ствол. И упало дерево, скорее всего, из-за тяжести — талые воды подмыли корни, и лесной великан не удержался за рыхлый глинозем.
Вот и скала. Мороз, вода, ветер и вправду потрудились над крепчайшим каменным монолитом, обтачивая его по крупице в течение долгих лет. И вот теперь взглядам редким путешественников, забравшихся в дремучие леса Заречья открывался настоящий кулак. Правда, по описанию Аделии молодой человек не догадался, что у кулака есть еще и запястье, торчащее из темнолистного кустарника, скорее всего бузины.
Удивительно, но его до сих пор никто не окликнул. Более того, над предполагаемым лагерем разбойников властвовала тишина, нарушаемая лишь шелестом крыльев и попискиванием пичуг, суетящихся в траве.
— Ну, и где же эти сторожа? — удивленно проговорил Годимир, разглядывая следы недавнего пребывания целой оравы людей — кострища, свежие затесы на валежнике, вытоптанная трава в загончике, окруженном жердями. — Э-гэй! Есть кто живой! — закричал он в голос, боясь самому себе признаться, что или ошибся, или опоздал.
Вот входы в землянки. Вот длинный стол, сбитый из неструганных досок и водруженный на пеньки. Вот коновязь под навесом из елового лапника.
Только людей нет.
— Эй! Сыдор! — утратив всякую осторожность, воскликнул драконоборец, приподнимаясь в стременах. — Где ты! Сыдор из Гражды!
Тишина.
Ни людей, ни коней, ни собак. Хотя, последних, может, и не было вовсе.
— Лю-юди! Сыдор! Есть кто живой?!
Бесполезно.
Никто не отвечал на его настойчивый зов. Лишь метнулась в кустах яркая, желтовато-рыжая птица. То ли иволга, то ли удод — за листвой не разобрать.
И тут Годимир разозлился по-настоящему.
Хороши же эти объединители Заречья, нечего сказать!
Одна отправляет за тридевять земель с письмом — подумаешь, четыре дня задницей по седлу от рассвета до заката, с остановками лишь только для отдыха коня. А получателя-то и нет! Сорвался, уехал не дождавшись. И правда! Какое ему дело до каких-то гонцов, писем? Тут корона очи застит. Корона всего Заречья…
— Эй! Люди-и-и!!! — больше для очистки совести покричал рыцарь. — Отзовитесь! Удальцы лесные! Слышите или нет?!!
Все.
Никто на слышит. Никто не ответит. Никому он не нужен.
Сейчас нужно разыскать лабазы с запасами, набить седельную суму и ехать назад. Пусть Аделия сама решает, можно ли полагаться на слово разбойника или нет.
Вот только…
Годимир зябко поежился. Будто ведро ледяной воды кто-то на голову ему опрокинул.
Ярош!
Ведь он по-прежнему в руках у Сыдора, и вряд ли ему там сладко.
Не годится бросать человека, с которым делил кров и еду, с которым сражался рядом, который пару раз спасал тебе жизнь. Если уедешь и не попытаешься вызволить его, какой же ты рыцарь после этого, пан Годимир из Чечевичей? Одиннадцать поколений предков с того света проклянут тебя. Уж они-то друзей не бросали!
Молодой человек раздраженно дернул повод игреневого, причинив коню напрасную боль. И тут же укорил себя еще и за это.
Ладно, как бы там ни было, а начать нужно с того, что разыскать что-нибудь съестное. А там посмотрим, возвращаться в Ошмяны или идти по следу хэвры Сыдора. Кстати, в своей способности разыскать следы, а тем более идти по ним, Годимир здорово сомневался.
Где ж они поставили лабазы?
По рассказу Аделии, на самой опушке, но так, чтобы избушки, поднятые на бревна-опоры, от постороннего, вороватого взгляда укрывали деревья.
«Вор у вора дубинку украл».
Мысль о разбойниках, опасающихся, чтоб их не обокрали, немного развеселила рыцаря и настроила его на бесшабашный лад. Не повезло сейчас, повезет в скором времени.
Нужно верить в удачу, тогда и она тебе покорится. Это такая панночка, что из жалости никого не поцелует. Она любит смелых, напористых, отчаянных ухажеров.
Взять к примеру его отчаянную атаку на Жамка со стражниками у ворот Ошмян. Задумывался он о неизбежном риске? Ничуть. Шел вперед, не удосужившись даже по сторонам поглядеть, прикинуть пути отступления. Как говорят на его родине, пан или пропал. А полещуки со смехом вторят: «Сгорел сарай, гори и хата!»
И судьба тут же оценила по заслугам его отчаянную удаль и безоглядную храбрость. Пан Тишило и пан Стойгнев пришли на помощь в самый трудный момент. И, в конечном итоге, именно их вмешательство определило его победу. И в глазах слобожан, которые просто в восторг пришли, наблюдая взбучку, заданную стражникам, и в глазах пана Криштофа с паном Добритом, которые, возможно, с ним и разговаривать бы не стали. А если бы он стоял, рассусоливал, пытался привести стражникам доводы разума? В лучшем случае получил бы сапогом под зад, а в худшем — стрелу в горло…
Ну, и что тут у них на опушке?
Длинные тени от могучих буков поползли по земле, давая ей роздых после дневной, изнурительной жары. Птицы в это время улетают к гнездам, готовясь к ночевке.
А что же это за гул?
Вернее, не гул, а жужжание…
Мухи.
Сотни, тысячи, тьмы мух…
Откуда они взялись так далеко от людского жилья, от выгребных ям и свалок?
Вдоль кромки леса, скрытые тенью, стояли четыре вкопанных в землю кола. Здесь-то и роились охочие до падали жужжалки, покрывая едва ли сплошным шевелящимся ковром четыре трупа с безвольно обвисшими конечностями и упавшими на плечи головами.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
НЕЛЮДИ И НЕ ЛЮДИ
