Сплюнул сгустком крови:
— Через легкие прошел! Вот мерзавцы! Знали что делали.
Годимир, не слушая его разглагольствований, зашел со стороны острия и, стараясь не испачкаться в черной, сгустившейся крови, схватил двумя пальцами гвоздь за шляпку.
Пошатал. Крякнул… И вытащил.
Брезгливо отшвырнул железку в заросли черники.
— Молодец, — одобрил вампир. — Телесной силушкой Господь тебя не обделил…
— Слушай, что ты все время Господа поминаешь? — возмутился человек. — Не стыдно тебе имя его трепать всуе? Да еще языком нечестивым.
— Обидеть хочешь? — хмыкнул Лукаш. — Давай! Ты в своем праве. Спаситель, как-никак.
— Ну, почему же сразу и обидеть? Я просто узнать хочу. Раз ты вомпер…
— Вампир.
— Ну, хорошо! Не все ли равно?
— Тебе все равно, а мне неприятно.
— Ну, ладно. Меня всегда учили, что если вампир или, скажем, волколак, то это нечисть. А нечисть имени Господа боится. И отогнать ее можно знамением и молитвой вслух. А ты сам через слово Господа поминаешь и хоть бы что…
— Объясню. Пожалуйста. Или мне жалко? Только вытащи ты ради всего святого эту деревяшку… Я сейчас руками за кол брата Наволода схвачусь, а ты тяни.
Годимир кивнул. Поплевал на ладони. Схватился. Потянул.
Отец Лукаш напрягся, выгнулся, надо полагать, от боли. Сквозь плотно стиснутые зубы раздалось шипение пополам с рыком.
Кол вышел сравнительно легко. Возможно, не последнюю роль сыграла смазка из крови и содержимого кишечника, а попросту, дерьма.
Когда острие выскользнуло из зияющего провала между ягодицами иконоборца, он облегченно расслабился и перевалился на бок.
— Не принимай близко к сердцу, пан Годимир, а то решишь, что вампиры и вправду ужасные и кровожадные твари, — проговорил он вполголоса, шумно переводя дыхание. — Но за те занозы… Что там занозы? Целые щепки! Так вот, за те щепки, что они на колу оставили, я Сыдору голову скрутил бы так, чтобы нос в задницу уткнулся. Да защемил бы его там. А Вукашу Подовану… Впрочем, тут дело обстоит сложнее. Не буду хвастать, с Вукашем я не справился в первый раз, боюсь, что не справлюсь и во второй. Если только не придумаю какой-нибудь неизбитый ход…
Годимир хотел вытереть ладони — как ни берегся, а все же испачкался — о штаны, но передумал, захватил пригоршню палой листвы.
— Тебе помочь? — спросил он, поглядывая на белеющее в сумерках костлявое тело вампира. — Сесть там, встать?
— Нет уж, спасибо, — ворчливо откликнулся тот. — Учитывая состояние моей задницы, желание посидеть на ней вернется ко мне не скоро. Не в ближайшую седмицу, это уж точно.
— Тогда…
— Просто разведи костер. Во-он там, где рогульки. А я подползу. Мне нужно время, чтобы восстановиться. И, кажется, больше, чем я предполагал сразу.
Молодой человек пожал плечами. Что делать после кола виднее тому, кто на нем побывал. И с костром Лукаш прав. Так или иначе, а заночевать здесь придется и лучше поесть-попить чего-нибудь горячего перед сном.
А вот стоит ли спать, имея под боком вомпера… тьфу ты, вампира, еще неизвестно.
К своей великой радости, Годимир обнаружил целую кучу хвороста, наломал сухих веточек, высек искру. Когда язычки пламени весело запрыгали по прутьям, он пошел к коню за котелком, который вез во вьюке. У коновязи он задержался, расседлывая игреневого, и кинул ему охапку сена из основательно разворошенной копны. После зачерпнул воды из родничка, замеченного раньше, еще при свете солнца.
У костра уже копошился вампир. Приполз и теперь кутался в прихваченную по пути рогожу. Сидеть он, как и предупреждал, опасался. Полулежал на боку, подбрасывал веточки в огонь.
— Тебе найти что-нибудь из одежды? — предложил Годимир, пристраивая котелок на рогульке.
— Нет, спасибо. Ближайшие несколько дней одежда будет только мешать, — откликнулся Лукаш.
— Мешать чему? — Рыцарь уселся так, чтобы видеть суровое лицо иконоборца — черные пронзительные глаза, нахмуренные седые брови, высокие залысины.
— Восстанавливаться. У нас говорят — регенерировать, но боюсь, что Гар- Рашан таких слов не использовал в своей книге.
— Не использовал.
— Еще бы! Он их просто не знал… — Лукаш сморщился. — Начинает заживать — свербит в заднице немилосердно.
— Думаю, многие люди отдали бы половину жизни за возможность, как ты говоришь, восстановления. Особенно те, которым побывать на колу светит чаще, чем погулять на свадьбе.
— Хотеть они могут все что угодно. К счастью, наши свойства не являются благоприобретенными.
— Почему? Абил ибн Мошша писал…
— Погоди, сейчас угадаю. Он писал, что укушенный вампиром сам становится вампиром?
— Ну да.
— Серьезная ошибка. Я иногда поражаюсь, как ему удалось написать такую книгу. Ведь не везде он врет так бесцеремонно. Кое-где и правду пишет, сообщает абсолютно точные сведения…
— Почему ты так настроен именно против «Естественной истории»? Разве другие книги…
— Потому, что я предлагал Гар-Рашану помощь. Совершенно бескорыстно, прошу заметить. Он отказался. В итоге имеет то, что имеет. Как говорил один мой хороший знакомый… Человек, а не вампир, обрати внимание. Не можешь срать, не мучай жопу… Ох, опять я о ней. Что ж, у кого что болит…
Годимир усмехнулся. Несмотря на пышущие ужасом и отвращением строки многих, повествующих о вомперах, фолиантов, его собеседник не вызывал никакого иного чувства, кроме любопытства. Ну, слегка жалость. Но только самую малость, ведь трудно жалеть человека, иронизирующего над собственным увечьем.
Иконоборец заметил улыбку рыцаря.
— Вижу, ты уже освоился. Общение с отвратительным кровососом тебя более не смущает, не так ли?
Словинец пожал плечами:
— И да, и нет. Страшновато, конечно, но я привык перебарывать страх. Тем более, что меч при мне, а ты…
— А я в столь жалком состоянии, что наброситься молниеносно, как подобает ужасающей нечистой твари, не сумею. Так?
