такой не задержит, но вот срезень или охотничья застрянут. Следом за ними волокли здоровенные связки хвороста — забрасывать ров.
— Гляди, пан рыцарь! Против нашего ручейка-то! — засмеялся кузнец, тряхнул алебардой. — Ничего, пущай токмо поближе подойдут!
— Цельсь! — закричал пан Добрит на левом краю, и Годимир подхватил его команду:
— Цельсь! Бей!
Стрелы сорвались с частокола, словно стая голодных злых ос. С десяток загорцев сразу запнулись и упали. К сожалению, убитых среди них было слишком мало — человека четыре, а остальные пытались отползти к своим.
Атакующие повыше подняли щиты, прикрывая несущих хворост и лестницы.
— Бей!
Новый залп принес еще меньше успеха осажденным.
И тут среди слободских домишек то здесь, то там замелькали охотники Яроша. Стреляли они красиво — любо-дорого поглядеть. Пучок стрел в левой руке, в той же, что и кибить лука. Правая рука хватает стрелу за оперение. Рывок, кулак уже около уха, щелчок тетивы по кожаному нарукавнику, а пальцы уже нашаривают новую стрелу.
Щелк, щелк, щелк…
Стрелок скрывается за плетнем и возникает совсем в другом месте.
Снова — щелк, щелк!
— Эх, молодцы! — воскликнул рыцарь Синяя Собака. — Хоть и чернь, а все же молодцы! Нам бы таких сотню…
Загорцы не выдержали прицельной, от которой не спасали ни щиты, ни кожаные куртки, стрельбы и кинулись наутек.
Что теперь предпримет боярин Бранко?
На его месте Годимир постарался бы выбить стрелков из слободы.
Предводитель загорского войска поступил так же. Только сделал это с жестокостью, имевшей целью устрашить ошмяничей.
Поскольку малые требушеты еще не были готовы, по дороге, вливающейся в слободу, поскакали два десятка всадников. Они на ходу подхватывали из рук копошащегося на повозке человека какие-то ржаво-бурые кругляши с хорошую репку размером.
Горшки?
С «кровью земли»?
Когда первый метательный снаряд разлетелся в осколки, выплеснув текучее пламя, сомнений не осталось.
Бойцы Яроша пытались выцелить хоть кого-нибудь из всадников. Некоторым это удалось, но сухие крыши и стены домов уже разгорались весело и жарко. Дома кузнецов и бронников никто и не думал пропитывать водой, и они вспыхивали подобно соломенным снопам.
Вслед за метателями десятка два стрелков с арбалетами, на каждого по двое заряжающих, принялись бить в огонь и дым по всему, что шевелилось и пыталось спастись.
— Веревки за стену! — скомандовал Годимир. Может, кому и удастся выбраться из огненной Преисподней?
Долгое время ему казалось, что надежды напрасны, но потом вдруг из дыма появились четыре бегущие фигуры. Один сильно шатался, спотыкаясь едва ли не на каждом шагу. Он упал, не добравшись даже до рва. Остальные сходу плюхнулись в воду, с трудом выдирая сапоги из вязкого ила, перебрались под стены.
Годимир узнал бороду Яроша. Подпаленная, но все же его.
— Давай! Быстрее! — заорал рыцарь.
Еще одного охотника бельт пригвоздил к бревнам. Ярош вцепился намертво в веревку, и драконоборец, не замечая больше ничего вокруг, потянул. Руки и плечи застонали от напряжения. Вряд ли он справился бы, если бы не помощь дюжего кузнеца.
Когда Ярош перевалил через верхушку частокола, рыцарь сдавил его в объятиях:
— Живой!
— Загорцы не убили, так ты задавишь, — проворчал Бирюк. — Пусти, говорю, елкина моталка! Попали в меня.
Из спины разбойника выше правой лопатки торча стальной стержень бельта.
— Давай вниз! — распорядился словинец.
Тут закричал помощник-кузнец:
— Пан рыцарь! Идут!
И вправду, не давая осажденным роздыха, загорцы вновь полезли на стены. На сей раз под прикрытием своих арбалетчиков, ведущих частую стрельбу по верхушке крепостной стены. О верном прицеле, ясное дело, не было и речи, но многие из ошмяничей смалодушничали: спрятались и не показывались наружу.
Хворост плюхнулся в ручей.
Лестницы прислонились к стене.
— Бей-убивай! — заорал словинец. — За Ошмяны! Трилистник!
Меч не самое лучшее оружие для отражения приступа, а потому рыцарь подхватил алебарду горожанина, убитого шальным бельтом. Ткнул острием в лицо, высунувшееся между бревнами, размахнулся и обрушил удар на шлем второго загорца. Рядом кузнец, сосредоточенно протиснувшись между остриями бревен, подрубил стойку лестницы. А назад заскочил уже гораздо быстрее.
— Ох ты, мать моя женщина! — удивленно смахнул он кровь со лба. Похоже, бельт прошел чирком, всего-навсего распоров кожу.
— Бегут, бегут, вражьи дети! — радовался пан Синяя Собака, размахивая мечом.
Да, загорцы отступили и в этот раз. Надолго ли? И сумеют ли осажденные отбить следующий приступ? Или третий? Или десятый?
Армия боярина Бранко почти не уступала в численности защитникам Ошмян. Ну, разве что рыцарей поменьше. Зато один прошедший выучку воин стоит трех вчерашних горожан.
Но боярин решил больше не рисковать жизнями подчиненных и не лезть на рожон.
Катапульты, которые Годимир по въевшейся с юности привычке называл требушетами, заработали, пуская на город все те же горшки с горючей жидкостью.
«Где ж они набрали столько? Не иначе, все Ломышанское королевство обобрали. Потому и двигались медленно — боялись посуду расколотить».
Как бы то ни было, а военная удача, похоже, начала оборачиваться к загорцам лицом. Мокрые бревна разгорались с трудом, но когда горящая «кровь земли» попадала на одежду и волосы ошмяничей, те в мгновение ока превращались в живые факелы. Кто-то, не выдержав боли, сиганул прямо со стены в ручей. Кого-то тушили товарищи, накрывая овчинами. Несколько горожан, поддавшись панике, соскочили с настила и побежали, петляя между домами.
Перелеты, которых мастера, обслуживающие катапульты, допустили немало, тоже играли на руку осаждающим. В городе начали разгораться пожары, и Годимир не был уверен, что женщины, старики и ребятня смогут с ними справиться самостоятельно, без помощи мужчин.
С десяток прицельных попаданий достались надвратной башне. Языки пламени лизали створки ворот. Раздуваемые ветром взлетали стайки искр. А между догорающих домов
