Рыцарь двух миров

Вокруг меня на мгновение установилась абсолютная тишина, которая тут же взорвалась криками окружающих.

– И это был один из лучших наших рыцарей, – задумчиво заметил Эзип, глядя на скрюченное тело.

Я пожал плечами. Спорить не имело никакого смысла – он действительно был довольно сильным противником. Однако он слишком полагался на свою силу, а сила очень редко может противостоять мастерству. Для победы мне даже не понадобилась прибегать к дей-ча.

– Он был слишком прямолинеен и предсказуем. – Сказал я, вытаскивая из убитого свой меч и вытирая его об одежду Мясника. Это не было ни жестом презрения к нему, ни позерством. Просто прежде, чем убрать шеркон в ножны, его требовалось вытереть, а никакой подходящий тряпки вокруг не было, пришлось воспользоваться тем, что было под рукой. Однако мне почему-то показалось, что ни Мастер, ни Деррон это не одобрили, хотя они и не сказали ни слова.

– И еще ты был в кольчуге, а он без, – насмешливо и одновременно сердито заметил кто-то из окружающих.

Я быстро оглянулся. Было ясно, что любое сомнение в честности победы стоит подавить сейчас иначе весь этот поединок окажется напрасным.

– Хочу заметить, – вмешался, спасая положение, Эзип, – что Мясник ни разу не задел своим мечом даже кольчуги рыцаря, за исключением самого начала, в то время как сам он весь в многочисленных ранах. Так же хочу заметить, что этот рыцарь всего лишь ребенок, а сражался он с самим Мясником. И, если вы заметили, рыцарь немного хромает.

После «разговора» с тюремщиками моя нога действительно еще не прошла, и я продолжал заметно прихрамывать, однако в бою это вряд ли играло какую-либо роль, так как когда дело идет о твое жизни, то о мелких неудобствах как-то забываешь.

– Но если кто-то сомневается в честности поединка, то я готов снять кольчугу. – Поддержал я Рыжебородого. – Есть кто желающий оспорить поединок? – Мне уже было понятно, как стоит разговаривать с этими людьми.

Желающих не нашлось. Некоторые переминались с ноги на ноги, но молчали. Им явно было неловко за испытываемый ими страх, но никто не вышел вперед – победа над Мясником, кажется, произвела на всех впечатление. И когда наш отряд двинулся вперед, то никто не сделал и попытки нам воспрепятствовать. Мы проехали еще пару кварталов прежде, чем напряжение спало.

– У тебя, Энинг, удивительные друзья, – насмешливо заметила Далила. – Граф Грязного квартала – это как раз для тебя.

– Нет, – немного сердито отозвался я. – Как раз для меня это бывшие принцессы, промышляющие воровством.

Наверное, все-таки не стоило так резко, но сейчас был вовсе не тот момент, когда я мог терпеливо сносить все насмешки Далилы.

– Зачем ты так, Энинг? – успокаивающе спросил Эльвинг. – Она же хотела только пошутить.

Если бы перед нами не появился человек, то я, наверное, приказал бы Эльфу заткнуться и не лезть не в свое дело. Однако к счастью для меня именно в этот момент перед нами вышел Эзип и приветливо махнул рукой, насмешливо посматривая на нас. Я был так удивлен, что, резко натягивая поводья, едва не вылетел из седла.

– Ты как здесь оказался? – только и смог спросить я.

– Что, не ждали? – Эзип еще раз насмешливо оглядел нас. – Просто мне захотелось убедиться в том, что вы добрались до места и вас больше никто не тронет. Что касается как, то всегда есть более короткие пути, их надо только знать.

– И вы опередили нас только для того, чтобы убедиться, что мы добрались без приключений? – недоверчиво спросил Ролон.

– Не только. Я еще хотел поблагодарить Энинга за услугу. Благодарю, рыцарь, то, что ты сделал сейчас, для меня гораздо важнее, чем когда ты заплатил за меня штраф.

Тут я начал кое-что подозревать.

– Стоп. Так, значит, ты специально стравил меня с этим Мясником, чтобы я разобрался с ним для тебя?

– Я был уверен, что ты с ним справишься, – спокойно ответил Эзип. – На меня произвели впечатление твои приемы, которые ты мне показал. А я, по некоторым причинам, не мог убить Мясника. Это должен был сделать посторонний. Теперь сотня человек подтвердит, что он сам нарвался на неприятности, я же отговаривал его всеми силами. Как видишь, я совершенно честен с тобой. Я просто хочу, чтобы ты по- прежнему считал меня своим другом.

От негодования я не мог ничего сказать, только чувствовал, что прежде незнакомое мне прежде чувство ярости охватывает меня, и я готов немедленно убить этого человека. Моя рука потянулась к метательному ножу на поясе, но тут мне на плечо легла тяжелая рука Ильи Муромца. Я обернулся, чтобы обругать его, но, встретившись с суровым взглядом богатыря, проглотил все слова.

– Дружба не завоевывается таким образом, – веско ответил Илья Муромец. – А ведь вы показались мне честным человеком, да и говорил ты не как те грабители.

Эзип философски пожал плечами.

– В грязные кварталы попадают по разным причинам. У нас там есть даже один профессор. А ты, Энинг, запомни: будешь еще в Константинополе и тебе понадобится помощь, обращайся ко мне, я не забываю друзей. Спроси меня у хозяина корчмы «Эльвира» и он передаст мне твои слова. – И прежде, чем кто-то из нас успел что-либо ответить, он исчез также бесшумно, как и появился.

– Может он и негодяй, но он мне нравится, – заметил Ролон.

– А мне нет, – отрезал я.

– Но это не повод убивать его, – спокойно заметил Илья Муромец. – В конце концов, он же не хотел причинить нам вреда.

– Энинг, у тебя такой страшный вид был, – немного испуганно подтвердил Рон. – Не делай так больше.

Я успокаивающе улыбнулся ему и чтобы не вступать в лишний спор, кивнул Муромцу.

– Просто у меня и так нервы расшатались, а тут еще он со своим признанием… вот я и психанул.

Этот ответ Муромца полностью удовлетворил, и он отъехал, однако обмануть Мастера не удалось.

– Егор, что с тобой? Только не говори про расшатанные нервы. С тобой что-то происходит и мне это не нравится. Я не узнаю тебя.

– Но что случилось, Мастер?

– Не знаю, но мне не нравится твое поведение. Ты стал как-то равнодушнее и к себе и к другим. Я не понимаю, и это меня тревожит. И еще ты стал жестче.

Я пожал плечами. Стоило тревожиться, если бы я стал равнодушнее к другим – подобное мне тоже не нравилось, я вовсе не хотел бы стать равнодушным человеком, но равнодушным к себе… Интересно, как это понять?

– Что значит жестче? Разве вы не этого от меня хотели?

– Нет!! Егор, помнишь, что я тебе говорил на занятиях? Можно согнуться под тяжестью ударов судьбы, можно приспособиться, но гораздо труднее остаться самим собой. Не предать самого себя.

– Но разве я предаю себя?

– Не знаю, но с тобой что-то происходит и мне это не нравится. Пожалуйста, оставайся самим собой. Я понимаю, что тебе гораздо труднее, чем другим людям. Мало кому в твои годы выпадают такие испытания, но я готов помочь тебе всем, чем могу.

– Мастер, но я не понимаю тебя. В конце концов, ведь нельзя же пережить все это и не измениться!

– Я не с этим спорю, а с тем, как ты изменишься. Какие уроки ты извлечешь из своего приключения. Ведь пережив все это можно ожесточиться на весь мир, замкнуться в себе, а можно извлечь пользу и стать увереннее в себе, мудрее, научиться радоваться жизни и делиться этой радостью с другими. Если кто-то предает самого себя, то, в конце концов, он ожесточается на весь мир. Я не хочу, чтобы подобное случилось с тобой.