я тебе запрещаю. Я понимаю твои чувства, но ты должен сдержаться. Понять, что в этом деле существует иерархия, очередность реванша, и ты в этой иерархии оказался далеко от ее начала. А ты знаешь, кто стоит во главе? Я тебе скажу: я! Прокоп по прозвищу Голый. Силезские преступники поместили меня в свой перечень, ты думаешь, я позволю, чтобы это им обошлось? Клянусь Отцом и Сыном, что те, кто пролил кровь, заплатят собственной кровью. Как говорит Писание: «я рассеиваю их, как прах пред лицем ветра, как уличную грязь, попираю их»[99] «и пошлю вслед их меч, доколе не истреблю их»[100]. Те, которые вступили в сговор с дьяволом, которые скрытно готовили преступления, которые во тьме совершали предательские удары, уже сейчас тревожно оглядываются, уже сейчас чувствуют на шее чей-то взгляд. Уже сейчас эти порождения тьмы боятся того, что поджидает во тьме их самих. Они видели себя волками, сеющими ужас среди беззащитных овец. А теперь задрожат сами, слыша вой идущего следом за ними волка.
Резюмирую: подготовка нашего наступления на Силезию в данный момент вопрос ключевого значения для всего нашего дела. Это операция не менее важная, чем теперешняя осада Колина или намечаемый на конец года удар по Венгрии. Повторяю: если в результате твоих попыток личной мести операция кончится провалом, я сделаю выводы. Суровые. Безжалостные. Помни об этом. Ты будешь помнить?
— Я буду помнить.
— Прекрасно. А теперь... Рейнмар, брат Неплах доносит мне, что ты — спец по медицине... хм... неконвенционной. А у меня зверски ломит кости... Ты можешь это заговорить? Вылечить каким-нибудь заклинанием?
— Брат Прокоп... Магия запрещена. Колдовство — это
— Перестань трепаться, ладно? Я спросил, ты можешь меня вылечить?
— Могу. Покажи, где болит.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
«Я его где-то видел? — думал, глядя на гостя, Вендель Домараск,
Из-за окна долетали голоса учеников, хором читающих строфы «Thebais»[104] Стация. Декламацию то и дело прерывал визг — это присматривающий за классом помощник учителя поправлял кому-то латынь и поощрял учить прилежнее.
Посетитель был высок, худощав до предела, но в нем чувствовалась сила. Седоватые волосы он прикрывал по моде клира войлочной шапкой. Вендель Домараск мог бы поспорить на что угодно, что под ней скрывалась тонзура или ее следы. Пришелец мог бы также — об этом магистр тоже готов был поспорить — по-монашески опустить глаза, покорно склонить голову, сложить руки и бормотать молитвы. Мог бы. Если б хотел. Сейчас он определенно не хотел. Смотрел магистру прямо в глаза.
Глаза у пришельца были очень странные. Своей неподвижной пронзительностью они беспокоили, пробуждали тысячи мурашек за воротником и на спине. Но самым странным был их цвет — у них был цвет стали, цвет старого, потемневшего клинка. Реальность усиливали огоньки на радужках — тютелька в тютельку крапинки ржавчины.
—
Вендель Домараск,
— Ну да, сударь, — решился он наконец применить форму столь же вежливую, сколь и безопасно нейтральную, — нелегко нам здесь, в Силезии, в последнее время. Ох нелегко. Я, поймите, говорю это не для того, чтобы отвертеться от заданий или оправдать бездеятельность, нет, уж что нет, то нет: я прилагаю старания, брат Прокоп может быть уверен...
Он осекся. Стальной взгляд гостя, оказывается, кроме прочих, имел еще поразительную способность перекрывать поток излияний.
— В феврале прошлого года, — Вендель Домараск перешел к кратким и более конкретным фразам, — возник, как вы наверняка знаете, Отшелинский Союз. Силезские князья, старосты и рады[105] Вроцлава, Свидницы, Явора и Клодска. Цель: мобилизация армии для удара на Чехию. А вначале, перед мобилизацией, ликвидация действующих в Силезии чешских сетей.
Посетитель кивнул в знак того, что знает. Но выражение стальных глаз не изменилось.
— Ударили по нам сильно, — без всякого выражения начал шпион. — Епископская инквизиция, контрразведка Альбрехта Колдица и Путы из Частоловиц. Аббаты из Генрикова, Каменца и Кшешова. Осенью поймали свидницкого резидента и нескольких наших людей во Вроцлаве. Кого-то заставили давать показания или кто-то предал, потому что уже во вторую неделю адвента выловили группу из Явора. Зимой арестовали большинство агентов в районе Нисы. А в этом году не проходит месяца, чтобы кто-нибудь не попался... Или кого-нибудь не убили. Террор ширится... Страх охватил людей. Вербовать новых агентов в таких условиях трудно, проникать трудно, риск предательства и провокации возрастает... Брата Прокопа, я понимаю, интересуют не трудности, а результаты, следствия... Передайте, что мы делаем все, что можем. Делаем свое. Я делаю свое. Придерживаюсь принципов ремесла и делаю свое...
— Я приехал сюда не инспектировать, — спокойно вставил сталеглазый. — У меня в Силезии свои задачи. Вас я навестил по трем причинам. Во-первых, вы лучше законспирированы, а мне важна собственная безопасность. Во-вторых, мне нужна ваша помощь.
Магистр вздохнул, сглотнул слюну, смелее поднял голову.
— А в-третьих?
— Вам нужна помощь Прокопа. Вот она.
Сталеглазый развязал свой узелок, достал из него крупный сверток, обернутый овечьей шкурой и ремешком. Брошенный сверток тяжело ударился о стол, свидетельствуя о содержимом приглушенным звоном. Шпион протянул костлявую, покрытую старческими пятнами руку. Рука походила на петушиную шпору.
— Именно это, — сказал он, не прикасаясь к свертку, — нам необходимо. Золото и победный дух. Пусть Прокоп даст мне больше золота и еще парочку побед вроде Таховской, и через год Силезия будет его.
—
— Вы упоминали, —
