которые следовало еще отчитать за недавнюю попойку, благостно промямлил монах. – Не тревожь порог святой обители.
– Да ты шо, дружаня! Как язык твой шевельнулся такое сказать?! Шоб я тревожил порог? Да пускай лежит себе, как лежал! А ежели я с богом уйду, то с кем вы останетесь? Вы ж, небось, думаете, шо я пень неблагодарный? Так нет, благодарность моя не знает границ в рамках разумного. Я так чудесно исцелился с вами от всех хворей, шо большое вам человеческое спасибо! Вы настоящие добрые самарцы, нет, как-то по-другому… Самаритяне!
– Не суесловь, мирянин! – взмолился брат-привратник. – Даже слушать тебя – грех!
– Ну, тогда перекрести себе уши и позови отца-настоятеля. Ишь ты, Спасителю не грех было слушать в пустыне врага рода человеческого, а этому малахольному грех меня послушать! В общем, брат мой во Христе, скажи его преподобию, шо к нему приехали высокие гости, шоб поздравить с производством в преосвященство. – Лис повернулся к стоявшим за его спиной высокородным спутникам. – Я ж так думаю, для хорошего человека епископского посоха не жалко?
Дагоберт молча кивнул.
– Сейчас! – увидев до того скрытых плечами Лиса сановных прихожан, заторопился монах.
– Вот посмотрите, – не унимался Лис, – на первый взгляд – мрачная личность, грубиян какой-то, а ткнешь его штыковой лопатой, ну, в смысле, копнешь поглубже, – святой человек.
Спустя пару минут кавалькада неспешно въехала в монастырский двор. Ошарашенный свалившейся на него вестью отец-настоятель недоуменно глядел то на Лиса, то на Дагоберта, то на высокочтимого хозяина здешних лесов, земель и вод, мессира Пипина Геристальского.
Чего-чего, а ожидать, что все эти люди заявятся сюда единой компанией, он никак не мог. Еще вчера ему было велено в случае обнаружения принца и его матери задержать их и дать знать достопочтенному майордому или его людям. И вот сегодня он глупо моргал, то и дело порывался благодарить за высокую честь, заверять, что оправдает и не подведет.
– Да ты не переживай, дружаня. – Лис спешился. – Доброе дело – уже само по себе награда. А это так – сувенир на память. Пошли лучше в храм, пошушукаемся. Только братию свою разгони по хозработам, а то вон, в лесу не прибрано, листья кругом валяются, сучки разные, – вещал Сергей во весь голос, так что и в монастырских погребах его можно было слышать, не напрягаясь. – Дело важное, государственное. Не время пока всем подряд знать.
Аббат глянул на Пипина. Тот молча кивнул, затем приказал Фрейднуру спешиться и стать у дверей храма, не подпуская никого. Такого монастырь Святого Эржена не видел с момента основания. Лишь те, кто был похоронен у стен здешнего собора, не сгрудились теперь у входа – вдруг повезет услышать, что же происходит за дверями. Мощная фигура бородача-северянина отпугивала не в меру любопытных братьев, но ощущение, что прямо за стеной, в нескольких шагах, происходит что-то такое, чего раньше не было, перевешивало страх. Наиболее ретивые монахи под разными благовидными предлогами силились просочиться в храм, но железная рука молчаливого стража без единого слова разворачивала их восвояси.
Двери отворились лишь спустя два часа.
– …Нет, увы, на торжественный обед не останемся. Не время еще, сам понимаешь… Очень много дел, – положив руку на плечо новоиспеченного епископа, вещал Рейнар. – Ситуация непростая, отечество в опасности. У нас тут, понимаешь, одна кухарка вознамерилась управлять государством, так уже такую кашу заварила, веслом не разгребешь. А это на привычной нам с вами звучной латыни – нонсенс абсолютус. Так шо спасибо за угощения, возьмем их с собой, заверни получше. Заночевать не сможем, но за предложение спасибо! – Он остановился на пороге. – Уважаемые, вы чего замерли? Ну-ка быстро собрали господам потрапезничать, чем бог послал, и загрузили на лошадей!
Аббат открыл было рот, но так ничего и не сказал. Просто кивнул, дескать, поступайте, как он велит. Вскоре кавалькада, снабженная продовольствием минимум дня на три и разжившаяся на конюшне смирной лошадкой для мадам Гизеллы, двинулась в путь. А настоятель, не отрываясь, глядел им вслед и прощально махал рукой даже после того, как всадники скрылись из виду.
– Что, что они сказали?! – братья во Христе, выдохнув первое ощущение шока, бросились с расспросами к ошеломленному аббату.
– Монастырю теперь принадлежит лес по ту сторону реки аж на день пути. И заливные луга. – Он обвел глазами монастырскую братию. – И дом в Реймсе близ резиденции архиепископа.
– Но за что?! О чем вы говорили? – не унимались распаленные любопытством монахи.
– Ни о чем, – смущаясь, проговорил аббат. – Так, обсудили сто пятьдесят первый псалом.
– Псалом?! – недоумение клириков достигло пика и пока не собиралось двигаться вниз.
– Ну да.
– И за это обитель получила такие дары?
– Не иначе, как по заступничеству и благословению Святого Эржена, – предположил растерянный настоятель. – А теперь – на молитву, дети мои, все на молитву! Восславим Господа и безграничную милость Его!
– Ну что ж, – отъехав на достаточное расстояние от монастырских стен, Лис повернулся к спутникам, – у нас есть хорошая заявка на успех. Дорога проезжая, завтра – начало ярмарки, так что уже нынче в Реймс потянутся купцы и крестьяне – эти бесплатные переносчики новостей и возбудители слухов. А уже через пару дней каждый в округе будет знать, что в обители Святого Эржена произошло нечто очень таинственное, за что настоятель был пожалован епископом, а монастырь получил такие дары, о которых мечтать не мог. Теперь лишь бы Бастиан не оплошал.
Дороги римских легионов, широкие, мощеные, проезжие в любое время года, некогда сделавшие галльские земли частью великой империи, теперь медленно, но неуклонно превращали Францию в единое королевство. Как говорили древние: «Там, где кончаются дороги, кончаются и государства». Здесь они не только продолжали существовать, но и практически не нуждались в ремонте.
Бастиан мчался во весь опор, давая отдых коню лишь для того, чтобы размять ноги, чуть подкрепиться и сделать пару жадных глотков воды. Слова новой баллады крутились в его голове, в такт скачке выстраиваясь в чеканные строки, а в поясной суме лежал написанный собственноручно майордомом Нейстрии пергамент, запечатанный его личным перстнем с орлом Юпитера. Бастиан знал, что в пергаменте, ибо сам записывал слова Пипина, время от времени корректируемые вдруг разом потерявшим обычную веселость наставником. Что и говорить, поначалу этот вечно насмешничающий инструктор показался ему обычным фанфароном, желающим продемонстрировать новичкам собственное немеряное превосходство, а заодно и покомандовать всласть. Но теперь…
Сейчас, радостно погоняя коня, Бастиан понимал, насколько обманчивым бывает первое впечатление и сколь многому еще предстоит научиться.
– Скорей, – торопил он скакуна. – Нужно попасть в Реймс как можно быстрее. Догнать бы колонну…, но это нереально, разве что свершится чудо и что-то надолго задержит ее в пути.
Он мчал, как никогда прежде, – и это совсем не походило ни на конные прогулки в Булонском лесу, ни даже на охоты в замке его дяди. Мчал в радостном возбуждении, в предчувствии невероятного приключения, пока конь не вынес его на вершину невысокого холма – очередного на его пути. Бастиан придержал скакуна, начиная спуск, и тут же заметил, что впереди, так же, как и он, во весь опор мчат всадники в багровых плащах цветов стражи Форантайна.
– Вот так встреча, – прошептал он, активизируя связь. –
–
–
–
