Предвкушая приятную беседу, сослуживцы уселись за стол, и, хоть и говорят, что за едой нужно думать только о еде, Пиновская включила телевизор. А когда же еще-то его смотреть, проклятый?
Пицца просто таяла во рту, бутерброды были выше всяких похвал, палтус вызывал эйфорию, цейлонский чай — неподдельный восторг, и, быстро утолив первый голод, Дубинин глянул на экран.
— Знаете, Марина Викторовна, — он сморщился, — существует мнение, что миром правят ложь и деньги. Я бы уточнил: и глупость.
По государственному каналу показывали фрагменты думского заседания, народные избранники обсуждали закон о запрещении нацистской атрибутики, главным образом свастики.
— Не понимаю. — Пиновская четвертовала бутерброд, положила в чай кусочек сахара, подумала, добавила еще. — Депутаты борются с коричневой чумой, чего ж тут глупого? Фашизм не пройдет!
— А почему бы им не запретить красный флаг, являющийся родовым стягом Киевичей на Руси? А заодно и серп с молотом, которые издревле считались атрибутами Сварога и Велеса, а также пятиконечную звезду — знак микрокосма? Свастика — символ общечеловеческой мудрости, на Руси он назывался коловратом и означал солнце в движении. — Дубинин с хрустом разгрыз рыбий хрящик, вытер жирные губы салфеткой. — А чего ж никто не вспоминает, что сразу после революции, еще задолго до того, как фашисты пришли к власти, выходили советские деньги со знаком свастики? С содержанием надо бороться, господа депутаты, с содержанием, а не с формой. И читать побольше, по истории! Прошу вас, Марина Викторовна, переключите куда-нибудь.
На ТСВ повторяли телешоу «Кто? С кем? Когда?». Яша Лохматович, вальяжный, в шикарном черном смокинге, держал аудиторию в напряжении:
— Итак, господа, чей бюст на картине? Три варианта ответов: Инессы Арманд, Фанни Каплан, Надежды Константиновны. Время пошло. О, какое стечение обстоятельств! Музыкальная пауза!
Мгновенно возникшие на экране Пиль с сыновьями принялись ловко открывать рты под фанеру:
— Тьфу ты, какая гадость. — Дубинин сразу вспомнил вкус китайского картофельного пирожного, жаренного на шпике, удрученно покачал головой. — Знаете, Марина Викторовна, я тут перечитывал на днях «Слово о полку Игореве», там есть интереснейшее место, где говорится о наничье. Это чисто русское, старинное понятие. — Он выдержал паузу, задумчиво отхлебнул чаю. — Время понимается в народной культуре как своего рода течение, ток жизни. Когда же нарушается нормальный ход времен, когда они обращаются наничь, целый народ оказывается в зазеркальном мире, где все не так, все наоборот, все против правил. Вывернута наизнанку вся культура, традиции, система ценностей. Боюсь, что это сказано про нас. Это что, искусство? — Дубинин с брезгливостью кивнул на экран, где Пиль с сыновьями, хлопая себя по ляжкам, водили хоровод. — И ведь, смотрите, народу нравится.
— Ну, Осаф Александрович, вопросы моды, популярности, признания, наконец, — это тайна за семью печатями. Девяносто девять, знаете ли, процентов по-настоящему одаренных людей умирают в нищете и безвестности. В основном все зависит от обстоятельств. Представьте, если бы Элвис Пресли не решил сделать матери сюрприз и не принес фонограмму со своими песнями на радиостанцию, может быть, он так и остался бы обыкновенным водителем автобуса. Случай, его величество случай. Хотя кое-кому удавалось крепко взять фортуну за задницу. Вы слышали фамилию Грозен, Георгий Генрихович?
Пиновская иногда могла быть довольно вульгарной.
— Грозен, Грозен, нет не припомню. — Дубинин облизнулся и начал пробовать колечки лука, щедро политые соевым соусом, — уже пропитавшиеся, сделавшиеся коричневыми.
— Интереснейшая личность, скажу я вам. — Пиновская посмотрела на сотрапезника с жалостью: прямо как Буратино, жрет лук и радуется. — Выдающийся был мистик. Карьеру начинал еще при Сталине, принадлежал к когорте придворных экстрасенсов. А в наши дни открыл свой бизнес, помимо всего прочего обеспечивал магическую защиту киллерам. — Марина Викторовна подышала на очки, протерла их носовым платком. — Есть предположение, что и Скунс без него не обошелся, — ловят все кому не лень и никто поймать не может. Так вот, этот Грозен мог превратить безголосую певичку с заурядной внешностью в звезду эстрады, провинциального бухгалтера в процветающего банкира, а бывшего комсорга в крупного политического деятеля. Называется это саксессной магией, то есть магией успеха. Да, знаменитый был мистик, бандиты и новые русские просто молились на него. Недавно преставился, уже, верно, жарится в аду, а дело его живет, вон сколько всякой бездарности на экране! Как вы сказали, время-то наше называется, наничье?
Словно в подтверждение ее слов, запела новая восходящая звезда, зеленогубо-босоногая пай-девочка Ассоль. Бестолково шастая по сцене, она вихляла тощенькими, неаппетитными ягодицами в кружевах, негромко повторяла сиплым, дрожащим голоском:
Чем все кончилось у пай-девочки Ассоль, узнать не пришлось, прозвучал зуммер селектора, и предельно вежливый голос Наташи произнес:
— Марина Викторовна, приехал Сергей Петрович, просит вас срочно зайти. И Осафа Александровича, если он у вас.
— Ага, видать, начальство прибыло голодное и злое. — Пиновская достала из холодильника початый торт «Поморский», заговорщицки подмигнула Дубинину. — Теперь можно и вперед на мины.
Все знали, что Плещеев обожает сладкое. Однако Сергей Петрович на торт даже не глянул, он был взволнован и мрачен, словно раненый тигр, метался по кабинету из угла в угол. При виде Пиновской и Дубинина он все же взял себя в руки и уселся в кресло, но еще долго не мог попасть зажигалкой в сигарету.
— Толя Громов не вышел на связь!
Сегодня Плещеев весь день был в разъездах — проверял периферийные объекты, занимался казуистикой снабжения. Уже под вечер его вызвали к начальству, а там творилось несусветное: одно из режимных производств, не выдержав мук конверсии, сменяло на харчи готовую продукцию — портативные психотронные изделия. Плещееву приказали бросить все дела и умереть, но не дать врагам воспользоваться чудо-оружием. О Толе Громове ему сообщили так, между прочим, не до того сейчас, да и незаменимых людей у нас, как известно, нет. Будет время — наведем справки, будет возможность — поищем.
«Все правильно, я другой такой страны не знаю, где спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Не докурив, Плещеев сунул сигарету в пепельницу, указал подчиненным на диван:
— Присядьте. Так вот. Толю никто искать не собирается, пока нет возможности. Какие соображения?
Пиновская и Дубинин медленно опустились на потертую, прошитую ромбами кожу, молча уставились Плещееву в глаза, — профессионалы как-никак, хорошо понимали, что без резидентуры, без развитой агентурной сети Громову не поможешь. Это вам не из гранатомета стрелять по негодяйским «мерседесам».
— Надо вот что. — Марина Викторовна наконец вспомнила про торт, поднявшись, положила «Поморский» в холодильник. — Скунсу надо дать знать. Он ведь за границей как рыба в воде, чем черт не шутит, вдруг поможет. Ну и самим поработать, ох, чуяло мое сердце, с этим конкурсом красоты не все чисто…
