Поднявшись по загаженной, вонючей лестнице, он открыл неприметную, обшарпанную дверь и вошел внутрь изрядно засранной однокомнатной квартиры. Жил разведчик строго, по-спартански, без излишеств. Проверив по давнишней привычке квартиру, Тарас Тарасович прошел на кухню и сделал то, о чем мечтал уже много дней, — достал из тайника банку некошерной свиной белорусской тушенки, включил дешевый, черно-белый телевизор и, устроившись в расшатанном, скрипучем кресле, принялся со слезами на глазах рубать свинину ложкой, вспоминая о далекой родине…'
«Здравствуйте, Дорогой друг! В ответ на вашу просьбу спешу сообщить все то немногое, что удалось узнать, уж и не спрашивайте каким образом. По непроверенной косвенной информации специалист по ниндзюцу Ефим Семенович Бриль состоит в рядах группировки „Мерра“ — экстремистской организации сектантского толка, специально созданной разведкой „Моссад“ для борьбы с арабскими террористами и проявлениями национализма (антисемитизмом, нацизмом времен Второй мировой войны, неонацизмом). Какая-либо дополнительная информация отсутствует, известно только, что деятельность данной структуры характеризуется крайней жестокостью и неразборчивостью в средствах».
«Спасибо, Аналитик, и на этом. Конец связи».
ГЛАВА 15
Летели в Норвегию с комфортом, на огромном боинге компании «САС». Все было ужасно мило: белозубые улыбки стюардесс, пластмассовые корытца с заморскими разносолами, уморительные мультики на большом телеэкране, — только Прохоров чувствовал себя не в своей тарелке. Уставившись в иллюминатор, он обозревал бескрайние сугробы облаков, хмурился, молча сглатывал тягучую слюну, — не жаловал воздушные вояжи, отсутствие земли под ногами подсознательно давило ему на психику.
— Ой, мать, смотри, как здорово. — Рядом Ингусик и Женя штудировали красочный буклет, торопясь, шуршали глянцевой бумагой, бредили дуэтом вполголоса. — Музей викингов! Музей «Кон-Тики»! Арка аттракционов!
Из-за спинки Серегиного кресла, оттуда, где сидели Лысый с Димоном, доносился густой богатырский храп, разливались волны ядреного перегара, видно, бывшие чекисты прощались с родиной под звон бутылок. Гид из «Альтаира» периодически косилась на них с брезгливой миной, кривила пухлые, в рамках татуажа, губы, морщила крупный, густо напудренный нос. Слева, через проход, всю дорогу раздавался глупый смех, плоские шуточки-прибауточки, пошленькие сальные остроты, — заигрывали без пряников. Это Черный Буйвол на правах победителя положил глаз на девушку- комиссара, но, похоже, все никак не производил должного полового впечатления. Однако Толю Громова, дремавшего в кресле по соседству, эта назойливая дорожная суета не трогала совершенно, — последнюю неделю он спал по три часа в сутки.
Между тем в белом покрывале за окном появились рваные прорехи, далеко внизу показалось море, ясно обозначилась береговая линия, затем в солнечных лучах заблестели капельки озер, стали различимы тоненькие нити рек, — летели над Швецией. Снова землю скрыла непроницаемая пелена, самолет, пожирая пространство, вынырнул из облачной кутерьмы и, полого снижаясь, сотрясаясь от мощи турбин, начал плавно заходить на посадку. Внизу показался игрушечный, в осьмушку Питера, Осло, посадочная полоса из тонкой строчки стремительно превратилась в широкую магистраль, сигнальные огни слились в сплошную линию. Коснувшись земли, шасси задымилось, огромный лайнер вздрогнул, подбитой птицей пробежал по бетонке и под реверсивный рев моторов наконец остановился. Прибыли.
«Интересно, чем тут у них кормят?» Прохоров сразу повеселел, глянул на свои «сейко», летели чуть больше часа, время самое что ни на есть обеденное. Потом был паспортный контроль, общее построение и встреча с рослым, все время улыбающимся мужиком с большим транспарантом в руках: «Alfa Lines».
— Здравствовайте, любимые друзья. — Он пожал ручку сотруднице «Альтаира», расшаркался перед залетными россиянами. — Добром пожаловайт. Я вас буду обслуживайт, меня называть Эрик Кнутсен.
С русским у него было не очень, зато всем своим видом он излучал респектабельность, желание понравиться и готовность воплотить в жизнь любую фантазию клиента.
— Господа, теперь вами будут заниматься наши норвежские коллеги. — Девица из «Альтаира» передала Кнутсену папку с документами, улыбнулась с чувством выполненного долга. — По вопросам проживания, питания, культурного досуга пожалуйста к ним, не стесняйтесь.
Чувствовалось, что ей хочется побыстрей покончить с формальностями.
— А вы что же, барышня, разве не с нами? — Лысый закурил с равнодушным видом, выплюнул прилипшую к языку табачную крошку. — Что, не нравимся?
Девица дернула плечом, с брезгливой гримасой переступила ногами, будто хотела по малой нужде:
— В мой контракт не входит сопровождение туристов, только доставка. Ну, господа, счастливо вам отдохнуть.
Она попрощалась с норвежцем, одарила всех торопливой дежурной улыбкой и с видом голодной пантеры направилась в ближайший шоп.
— Мы вас обслужайт, как душа пожелайт. — Свернув транспарант в трубочку, Кнутсен красноречивыми жестами поманил всех за собой. — Поехай в отель отдыхай!
На парковочной площадке уже мягко урчал мотором междугородный автобус «вольво». Глянцевые бока его играли бликами, вспыхивали огнем хромированные части, огни чужой страны отражались в огромных тонированных стеклах. Тефлоновое покрытие, вместительный гардероб, удобный туалет, мощный кондиционер… Погрузились, расселись, тронулись. Эрик Кнутсен, утонув в удобном анатомическом кресле рядом с водителем, взял в руки микрофон и принялся изводить «руссо туристо» вводными замечаниями. О том, что Норвегия — это конституционная монархия, глава страны — король, высший законодательный орган — парламент, стортинг, государственный язык — норвежский, а официальная религия — лютеранство. При этом он по-прежнему источал счастливые улыбки, являя собой воплощение гостеприимства и радушия, однако Толя Громов, сидевший неподалеку, неожиданно насторожился: улыбался норвежец одними только губами, глаза же его, холодные и оценивающие, смотрели с циничным прагматизмом наемного убийцы.
— Остановите, пожалуйста, мне плохо. — Мгновенно сконцентрировавшись, Толя начал подниматься, но не успел.
Лицо Кнутсена исказилось ненавистью, вскрикнув, он натянул противогаз, и салон автобуса тут же превратился в долину гейзеров. Из-под сидений с шипением забили струи, воздух сделался тяжелым и непрозрачным, и последнее, что Громов запомнил, были ярко-красные бенгальские огни, с бешеной скоростью кружившиеся в голове, — сладкий, маслянистый дурман надолго усыпил его.
За окнами падал снег, мокрый, тяжелый, быстро превращающийся в грязные лужи на асфальте.
«Ну вот, скоро зима». Оторвав от компьютер покрасневшие глаза, Марина Викторовна Пиновская включила кофеварку и нажала кнопку селектора:
— Осаф Александрович, как насчет легкого перекуса?
Она терпеть не могла есть в одиночестве.
— Очень даже положительно, сейчас буду. — Дубинин согласился не раздумывая, время было ужинать, а он еще и не обедал, делал срочный анализ на мембранном хроматографе.
Пиновская управилась быстро, — когда Осаф Александрович вошел в кабинет, на блюде уже остывали горячие бутерброды с колбасой и сыром, в микроволновке разогревалась пицца с луком и грибами, а в воздухе благоухало свежезаваренным цейлонским чаем.
— Вот, душу посолить. — Дубинин выложил на стол здоровенного копченого палтуса и, часто сглатывая, принялся со знанием дела резать истекающую жиром рыбину. — К нему лучка покрошить — объедение.
Он всегда отличался экстравагантностью вкусов.
