дом, а потом квартиру Парамонова. – Ты чего, не понял? Сдох этот твой экстрасенс. Окочурился. Так что возвращайся к супруге.
Николай не то чтобы не поверил попутчику, а решил убедиться лично. Он вошел в тот подъезд, откуда только что отъехала пустая «скорая», стал подниматься по лестнице и наткнулся на кучку тревожно переговаривавшихся людей. Все они были одеты по-домашнему.
– Вот так живешь-живешь и не знаешь, когда тебя настигнет, – переживала пожилая соседка. – Сгорел человек на работе.
Ее Николай Николаевич и спросил:
– Извините, мне в квартиру к доктору Парамонову. Я правильно иду?
– Не ходите туда, Парамонова уже больше нет, – посоветовала ему соседка.
Николай не догадывался, что его, как и всех входящих в тот вечер в подъезд, где жил экстрасенс, зафиксировала на пленку служба наружного наблюдения, поставленная Пиновской. В тот же вечер его идентифицировали с человеком, который уже отбывал наказание по статье 109 – «Неосторожное убийство». Поэтому поначалу он шел у следственной бригады едва ли не первым подозреваемым. Но, так как судебная экспертиза однозначно подтвердила ненасильственную смерть, а наличие каких-либо ядов, и тем более четыреххлористого углерода, начисто отрицала, Николая Горюнова решили оставить в покое.
– Взгляните! Такое ощущение, что у него внутри головы произошел взрыв! – удивленно делился патологоанатом с коллегами, обнаружив множественный разрыв сосудов головного мозга у тела, к ноге которого была привязана бирка «Парамонов».
Николай Николаевич возвращался домой на Рубинштейна с ощущением странного облегчения на душе.
– Коля, я так испугалась за тебя! – бросилась к мужу Вика, когда он вошел в квартиру. – Ты знаешь, да? Только что передали в новостях, что этот Парамонов умер. Представляешь? Я даже не знала, что подумать! Только молила Господа, лишь бы тебя там не было в это время!
– Ну что ты! При чем тут я?
Он обнял жену и вдруг почувствовал, что делает это легко, словно той пакостной сцены, свидетелем которой он стал сегодня, не было вовсе.
Она больше не спрашивала, а он не рассказывал. Ему и в самом деле рассказывать было не о чем.
Потом они позвонили к Димке на отделение и с удивлением узнали, что сына уже перевели из реанимации в простую палату.
– Они что, совсем уже?! – удивился Николай Николаевич.
– А вы уверены, – спросил дежурный врач, выслушав возмущенные вопросы Вики, – вы уверены, что у мальчика действительно был приступ астмы? У меня, например, такое чувство, что ребенок ваш совершенно здоров. И я так думаю, что я прав.
Вика положила трубку, села на табурет и странно улыбнулась. А потом пересказала этот разговор.
– Ну, знаешь, если такое случилось, то как раз вот это – и есть настоящее чудо! – проговорил Николай.
Прощание
Привычка постоянно включать модем, особенно по вечерам, работала и дома. Только в Питере приходилось соединяться через междугородный. Николай Николаевич набрал номер своего мурманского провайдера и получил электронное послание от приятеля из Ботанического института, который находился здесь же, в родном городе, на Петроградской. Приятель прислал свою половину статьи, а заодно сообщал кой-какие биологические новости, вычитанные из европейских журналов.
Одновременно с этим посланием ноутбук принял текст и от Левы.
«Милостивый государь Николай Николаевич!
В ближайшее время Вы должны получить новое предложение, которое окончательно определит Ваше положение в институте. Мы надеемся, что Вы отнесетесь к нему с пониманием. Со своей стороны мы не только рады за Вас, но и готовы обещать Вам всю возможную поддержку.
В связи с этим мы осмеливаемся просить Вас об одном маленьком одолжении. По своему новому статусу Вы войдете в комиссию, рассматривающую проекты, связанные с переработкой отходов реакторного топлива подводных лодок. Причем Ваш голос будет одним из решающих. Всего проектов представлено три. Мы надеемся, что второй номер вызовет благожелательное внимание членов комиссии.
С пожеланием многого,
Ваш Лев.
Патрон присоединяется к моим поздравлениям».
Николай Николаевич перечитал письмо дважды, особенно его первую половину. Что еще за «новый статус» в институте сулили ему эти ребята из Пскова? Никакого «нового статуса» он не желал, и вообще, лучше бы они оставили его в покое. Тем не менее если первое послание, от приятеля, он, естественно, сохранил, то это, псковское, выбросил из компьютерной памяти.
И все же оно так разволновало, что те мысли, которые он хотел вставить в одну из своих будущих статей, куда-то улетучились, и, сколько он ни напрягался, не мог их восстановить. Если поверить тому, что гранты он выиграл благодаря им, то тогда сам собой напрашивается вывод об их почти безграничном могуществе. Конечно, они работают не сами по себе, и вряд ли тот псковский смотрящий заправляет всей игрой. Просто они – частичка сети. И хотят за счет него эту сеть расширять. Но как тут правильно поступать ему, чтобы не промахнуться?
Так и не добившись ясного ответа, он вышел в прихожую, чтобы выключить модемный кабель и снова подсоединить телефон. Уже давно продавались всевозможные переходники, которые позволяли включать параллельно и то и другое, да жалко было денег.
Телефон зазвонил в то же мгновение, как его подключили:
– Николай Николаевич, дорогой мой, я уж решил, что ты в аэропорт выехал! – послышался голос директора. – Все у вас благополучно, американца в гостиницу доставил?
– Да, все нормально, Павел Григорьевич.
– У меня тоже все отлично. Был в отделе кадров, моим замом тебя утвердили, так что поздравляю, но тут возникла вот какая проблема…
Директор на секунду задумался, видимо желая поточнее выразиться, а Николай почувствовал что-то похожее на укол в сердце: пожалуй, псковские ребята предупреждали не зря.
– Проблема у нас с тобой вот какая, Николай Николаевич. Меня тут в Москве, и в Министерстве и в Академии, усиленно сватают на место Пояркова. Понимаешь? Я им, естественно, говорю, что институт оголять невозможно. Вот они за твою кандидатуру и зацепились. Молодой, энергичный, в курсе институтских проблем. Короче, Николай Николаевич, решили так: за месяц я тебя поднатаскаю, а дальше – принимай институт. Ты понял меня?
– Понять-то понял, Павел Григорьевич.
– Ну и что скажешь? Чего-то у тебя голос скучный. Ему генеральские погоны, а он в сторону смотрит…
– Не хочу я этого, Павел Григорьевич. Мне бы завлабом, чтоб никто не мешал работать…
– Так ты и работай, кто тебе будет мешать. Подберешь крепких
