Курьер оказался совсем еще мальчишкой, но на его запыленном мундире висели новенькие «кисточки» унтер-офицера Рьерского драгунского полка.
— Не меня ищете, сеньор? — поинтересовался Рауль, приветствуя всадника.
— Капитан Рауль Карлос де Альтамирано?
— Он самый.
— Вам пакет. — Молодой человек расстегнул воловью сумку и вытащил желтый конверт, запечатанный четырьмя красными сургучными печатями.
— Благодарю. Ответ требуется?
— Нет.
— Останьтесь, — сказал Рауль, видя, что унтер-офицер собирается отправиться в обратный путь. — Если не жалеете себя, то пожалейте хотя бы лошадь. Поедете через несколько часов, когда солнце перестанет так палить.
Он дождался утвердительного кивка и крикнул:
— Хосе! Позаботься о сеньоре!
На ходу вскрыв пакет, Рауль прочитал короткое письмо и, хмурясь, вошел во двор. Двое его капралов, Мигель и Фернандо, сидели рядом с фонтаном, опустошая бутылку мадеры. Сержант рейтаров Игнасио вяло размахивал шпагой тут же. В левой руке он держал пустой стакан и без всякой надежды пытался прикончить собственную едва видимую тень.
— Новости хорошие, сеньор? — спросил сержант, останавливая «неравный бой». Он заметил вскрытый пакет и красные печати.
— Отчасти. Завтра утром мы покидаем провинцию.
— Давно пора! — обрадовался Мигель. Его товарищ кивнул и опустил голову в фонтан. Отфыркиваясь, вытер рукавом рубашки лицо. — В столицу?
— Вначале в Истремару. Потом — в столицу. Пройдитесь по отряду. Предупредите всех, чтобы были готовы.
Он вошел в дом и, ориентируясь на звуки гитары, стал подниматься по деревянной, пахнущей сосной лестнице. Алехандро — командир подразделения рейтаров, входящих в сводный отряд Рауля, — высокий, скуластый и черноглазый, сидел, закинув ноги на стол, и грубыми пальцами перебирал струны. Заметив друга, он сверкнул улыбкой.
— Кажется, только тебя жара не трогает. — Рауль бросил на стол широкополую шляпу и снял с головы высохший платок. — Вот. Полюбуйся.
Он протянул депешу.
— Ой, ла-ла, мой друг! Кажется, мы покидаем это проклятое Спасителем место! Рота будет довольна.
— От роты осталось тридцать восемь человек. И это с десятком твоих удальцов.
— Все как всегда. Счастливчики выжили. Остальные отправились пировать в рай. А мы с тобой все еще жаримся здесь, словно в аду.
— Это и есть ад. Несмотря на тишину, мятеж далеко не подавлен.
— Поверь, мой друг. Всем прекрасно это известно. Но мы слишком вымотаны боями. Нас крепко посекло картечью под Корверой. Да и в холмах мы держались молодцами. Заслужили отдых. На наше место придут другие. Теперь их очередь умирать. Но ты что-то слишком хмур. — Алехандро отложил гитару и взял сумку с тремя тяжелыми пистолетами. Один за одним выложил их на стол. Достал шомпол, пули, пороховницу, ключ от колесцовых замков и тонкий стилет с мерной шкалой на лезвии. — Беспокоят святоши?
— Нет.
— Беспокоят. Я же вижу. — Он улыбнулся в усы. — Вот что я тебе скажу. Мне тоже не по нраву, что они будут с нами. Это лишняя ответственность на наши задницы.
— Не в этом дело. Мы в состоянии сделать все возможное для их безопасности. Но я не люблю инквизицию.
— Ха! Найди мне того, кто ее любит, мой друг. Вся эта магия. — Он презрительно взмахнул пистолетом. — Пф-ф-ф! Куда уж лучше добрая сталь и граненая пуля. Даже церковники это понимают, раз желают путешествовать с вооруженными людьми, а не в одиночку. Видишь ли, в чем дело — мятежники могут вздернуть их точно так же, как мы это проделываем с восставшими крестьянами. И никакие рясы, даже алые, не спасут слуг господних от пляски на веревке.
— Прикусил бы ты язык.
— Ты прав, — тут же согласился командир рейтаров. — Везде есть уши, а костер будет покрепче, чем эта жара.
— Я говорю о том, что мы становимся не охраной, а тюремщиками.
— Ты о ведьме?
— В письме не сказано, что женщина ведьма.
— Раз есть инквизиция, значит, преступница — ведьма. Наверное, соблазнила какого-нибудь идиота или косо поглядела на соседку, вот и загремит теперь на костер. А может, ляпнула что-нибудь, не подумав. Итог один — ей будет очень и очень горячо.
— Люди не должны умирать за свои убеждения.
— Какое заблуждение, мой друг! — Алехандро вытащил из-за голенища сапога четвертый, самый маленький, пистолет и присовокупил его к трем другим. — Люди только и делают, что дохнут за убеждения. Это продолжается с начала времен и закончится лишь в Судный день. По-твоему, чем мы здесь занимаемся?
Рауль отстегнул перевязь, швырнул шпагу и дагу на кровать. В латунном умывальнике еще была вода, и он с наслаждением умылся, смывая с лица едкий пот.
— Ты слишком много думаешь. Я так тебе скажу: это не наше дело. Если церковникам надо помочь в богоугодном деле — мы поможем. Ссориться с инквизицией вредно не только для карьеры, но и для жизни.
— Ты говоришь банальные истины, — отмахнулся Рауль. — Еще скажи, что у нас нет выбора.
Он плеснул себе вина, но то оказалось слишком теплым, и капитан, скривившись от омерзения, поставил стакан на подоконник.
— А он у нас есть? — Рейтар удивленно поднял брови, посмотрев на товарища.
— Нет, — последовал ответ. — Нет, забери меня тьма! Это-то меня и бесит. У нас будет достаточно проблем и без них.
— О да. Мой разъезд видел подозрительных людей. За мельницей.
— Давно?
— С час назад. — Алехандро взялся за пороховницу. — Какие-то крестьяне.
— У любого крестьянина может быть припрятана старая аркебуза.
— Так и оказалось. Эти голодранцы даже пальнули, но, по счастью, промахнулись. Я повесил их сушиться на солнышке. Правда, Игнасио, перекидывая веревку через сук, ворчал, что мы настраиваем против себя местных, однако, по мне, они и так не за нас. В последнюю неделю отряд потерял восемнадцать человек. И чаще всего выстрелы были из-за угла. Или наваха в живот темной ночью.
— Мятеж подавлен. Но несогласных больше, чем крыс на корабле. Я рад, что, несмотря ни на что, через несколько дней нас здесь не будет.
Алехандро закончил заряжать пистолет, отложил в сторону и налил себе вина. Выпил залпом.
— Я тоже, мой друг. Я тоже.
Трое священников прибыли под вечер. Их сопровождала четверка хмурых конных гренадеров, мрачно поглядывающих по сторонам и не убирающих рук с пистолетов. Как оказалось, отряд обстреляли в четверти лиги от города, на повороте, но сумерки сыграли против мятежников, и пули не попали в цель.
Сержант гренадеров безостановочно ругался, впрочем разумно удерживаясь от богохульств. По его словам, пуля прошла рядом с его головой и, будь он чуть менее удачлив, лежать бы ему в придорожной канаве с дырой в черепе.
— А все из-за ведьмы, сеньоры, гори она вечно! — бормотал он, усаживаясь за офицерский стол,
