суть не в этом. Мы отплатили бы той же монетой втройне. И я почти уверен – Британия вмешалась бы хотя бы под тем предлогом, что лучеактивная пыль поражает канадских медведей. И что дальше? Вторая Мировая война? Всего два атомных взрыва, а Европе икается до сих пор – что было бы, начни мы швыряться бомбами направо и налево? Официально этого не подтвердят, но я знаю – были планы применить их против городов противника.
Мне стало плохо. Взрывы в Альпах и на германской границе унесли тысячи жизней, но взрыв над центром Фриско унес бы миллион.
– Мы не готовы к глобальной войне, – закончил Щербаков свою тираду. – Никто не готов. Если бы мы заподозрили, что война продлится больше трех дней, она бы не началась. И она была последней. Надеюсь и молюсь об этом.
– А иначе?
– А иначе последней будет следующая, – мрачно ответил русский, – Совсем последней.
Он оглянулся и немного посветлел.
– Тьфу, пропасть! Вот же наша машина, Кейт, видите?
На Аляске, значит, ему отбило военное мышление. Посмотреть бы на него тогдашнего. Что это был за гибрид Тарзана с Суперменом, если он в штатской модели страшнее нашего спецназа?
Федеральная территория Аляска,
14 марта 1975 года, пятница.
Сергей Щербаков
Ночь превращается в день.
Осветительные ракеты бьют в небо одна за одной, не дожидаясь, пока предыдущая выгорит до конца. Городок залит нестерпимым после ночной тьмы сиянием, тени не успевают лечь на снег, как их сметает очередной всплеск света. Защитники базы опомниться не успевают. Они, как застигнутые морозом мухи, вяло и бессмысленно шевелятся, а тем временем наши солдаты проворно занимают дом за домом.
Но долго так продолжаться не может.
– Вперед! – ору я, а ноги сами несут меня, согнувшегося, от укрытия к укрытию, руки сами, повинуясь заученому ритму, посылают то в одну сторону, то в другую предупредительный свинцовый плевок. – Вперед!
Так и хочется добавить «канальи», однако ведь не поймут. Все мы хотим жить вечно. Но это не главное наше желание.
– Вперед! Патронов не жалеть!
А там – вспышка, и разлетаются живописные обломки. Какой дурак стреляет из подствольника? Или это янки? Нет, они еще не отошли от потрясения, значит, надо скорей, скорей, пока не очнулись, еще быстрее…
– Вперед!
Все, каникулы кончились. Стоило одному янки очнуться, дать очередь из своей «модели 8А», и остальные пришли в себя, словно по команде. А мы еще не прорвались к дальнему краю базы, туда, где выброситься нельзя из-за рельефа – территория упирается в поросшие кривыми елками скалы. Стоит противнику сорганизоваться, собраться – и малой кровью мы не отделаемся.
– На раз-два, бегом – вперед!
Все как на учениях – первые номера падают в снег, прикрывая вторых огнем, а те мчатся вперед сломя голову, чтобы залечь за подходящим укрытием, неважно, каким, даже если это скорчившийся штатник, накрывший телом красное пятно на белом снегу.
– Пошел, пошел!
Очередь прошивает воздух совсем близко. Я падаю вбок, одновременно посылая ответную – просто чтобы отвлечь противника. Скорчившись за углом дощатого сарая, успеваю глянуть на наручный хронометр. Пока что мы укладываемся в график, но стоит напору атаки ослабнуть – и мы завязнем. А раз так – не годится отсиживаться в укрытии. Тоже, командир – из тылов бомбардир.
– Вперед! – ору я, выскакивая из-за сарая с автоматом наперевес. Зря ору – за эти секунды мои ребята уже продвинулись не на один шаг. Ты бы еще «ура!» гаркнул, Сережа.
Постепенно наша линия редеет – двойки расходятся занимать здания. У меня напарника нет, есть только связной, но он сейчас сидит на рации в винтокрыле. Значит, мне отдуваться за двоих. Похоже, сопротивление слабеет. Оно и к лучшему – все равно большую часть заставы мы взяли тепленькими в казарме.
Вот подходящий сарай. Простите, ангар. Над дверьми надпись – «Боеприпасы». Машу рукой своим – вперед, а сам влетаю внутрь, выискивая дулом цели.
Цель одна. Дрожащий солдатик в тонком тулупчике расковыривает фомкой ящик с гранатами. Здорово старался – даже автомат отложил, вон он, на ящиках с патронами. И расковырял, судя по тому, что одна граната у него сейчас в руке.
– Брось, – приказываю я, поднимая автомат.
Проклятье, как же я буду стрелять? Не дай бог, сдетони-рует. Полбазы придется откапывать из-под обломков. А если шальная доска попадет в винтокрыл… Нет, так нельзя.
– Брось! – повторяю.
Глаза у парня совершенно пустые. Он меня не понимает или не слышит. Рука тянется к чеке. Угораздило меня нарваться на самоубийцу! Прилаживаю приклад к плечу, ловлю парня в прицел. Вот так я, прежде чем он успеет взорвать нас.
– За Америку! – сдавленно всхлипывает парень, хватает чеку. Мой палец уже давит на курок, когда мальчишка выпускает гранату и, хныча, опускается на колени.
– Черт, – только и могу выдавить я. Мне стыдно.
Я хватаю парня за шиворот – он не сопротивляется – и тащу за собой к двери. Да, посмеются надо мной за такого пленного. Камикадзе недоделанный.
Мы уже подходим к двери, когда едва слышный шорох предупреждает меня. Значит, за ящиками прятался второй янки. А вокруг нас взрывчатка. Но этот парень не хочет взрывать нас всех, он хочет добраться до меня.
«Пустая рука» – вот мой путь. В моей ладони нет тяжелого автомата, она сама выплевывает одну-единственную пулю. И та сама ловит второго штатника в прыжке. Он, правда, успевает выстрелить, но в молоко.
– Пошли, – бормочу я, дергая пленника за шкирку.
Мальчишка глядит на труп своего соотечественника – крупного, мясистого мужика с бульдожьей мордой – и заходится в позывах сухой рвоты. Я вытаскиваю его из склада.
Снаружи утихает стрельба. Над поселком в зареве догорающих ракет проплывает винтокрыл снабжения. Я машинально проверяю рожки – все правильно, к следующей выброске надо пополнить запас. Впереди Платинум.
В окрестностях Гроверс-Пойнт, штат Виргиния,
