продолжил почти нормальным голосом: – Доктор, если мы сейчас же не запустим вашу установку, нам всем – крышка!
– Я знаю! – взвизгнул Сельцман. – Знаю!
Вялое лицо физика заострилось и потемнело – если то не была покрывавшая все и вся пленка сажи.
– Я ничего не могу поделать! – кричал он, исступленно колотя кулачком по панели. – Точка перехода словно закрылась, установка не может пробить барьер! Она не рассчитана на такие нагрузки! Если я увеличу мощность, могут перегореть катушки, и тогда портал уже точно не отворится!
– Если ваша адская машина не заработает в ближайшие десять минут, нам всем будет наплевать, какие там катушки сгорели! – взревел Макроуэн. – Включайте! Черт, да запустите вы генератор, ослы, хватит беречь соляру! Десять минут, док!
– Ветер, – не своим голосом прошептал Обри.
Настолько не своим, что его услышали все.
– Что? – переспросил Сельцман, промаргиваясь. Кто-то сунул ему последнюю пачку «клинексов», и физик приложил салфетку к глазам.
– Ветер, – повторил Обри.
Над лагерем дул, взметая золу, холодный ветер. Такой холодный, что сразу становилось ясно – огненная стена, окружавшая пепелище, исчезла.
– Они… уходят? – выдохнул кто-то.
– Нет, – покачал головой Обри, не двигаясь с места. – Нет. Их чародеи устали. Они… идут на приступ.
«У русских есть обычай, – мелькнуло у него в голове, – в такие минуты петь. Но если я сейчас заведу «Звездное знамя», меня не поймут».
И в этот миг заговорил последний оставшийся у осажденных пулемет.
– У нас нет десяти минут, – прошептал Обри.
Глотнув студеного воздуха, бешено зарокотал дизель генератора. Словно в ответ ему из-за горизонта донесся раскат грома. Майор поднял глаза – небо стремительно заволакивали низко бегущие тучи.
– Все равно не работает, – пожаловался Сельцман.
Майор вытащил пистолет, посмотрел на него так, словно увидел впервые в жизни, и отшвырнул в сторону, взяв вместо того бесхозную винтовку. Тяжесть оружия в руках давала иллюзию спокойствия, хотя Обри прекрасно понимал, насколько она пуста.
Со стороны леса доносились воинственные крики. Теперь пальба неслась отовсюду, и уже кто-то из столпившихся на краю площадки занимал удобные огневые точки – за брошенной машиной, за брошенным ящиком, за грудой бочек.
– Давайте же, мать вашу! – рявкнул Макроуэн.
Физик послушно сдвинул реостат еще на одно деление. Подполковник, грязно выругавшись, оттолкнул его от пульта и сдвинул рукоятку до упора. Замигала красная лампа.
– Полную мощность! Полную мощность на генератор!
По краю стального кольца побежали лиловые вспышки, и внезапно, как это происходило всегда, пространство в нем разорвалось.
– Лестницы! – крикнул Макроуэн.
Но приказа не требовалось. Оставшиеся в живых морпехи ринулись к провалу, взбираясь на кольцо стоячих камней по стремянкам, по наваленным поспешно ящикам, по плечам товарищей, и прыгали вниз, в разрыв между пространствами.
Обри не нужны были приборы, чтобы понять – установка барахлила. Или, как утверждал Сельцман, не справлялась с нагрузкой. По поверхности смыкания шла муаровая рябь, проводящие шины светились от жара.
– Долго не продержится, – шептал Сельцман, глядя на панель, – нет, сейчас все сгорит… а потом мы сгорим…
Безо всякого предупреждения он рванулся в сторону и, с неожиданной для такого хлипкого человечка силой расталкивая морпехов, поплыл в толпе к ближайшей лестнице.
– Боже, какая толпа, – отрешенно проговорил Обри. – Крысы, просто крысы…
Он не чувствовал страха. Только бесконечную тоску.
– Вы еще здесь? – обернулся к нему Макроуэн.
– А где еще? – отозвался Обри меланхолично.
Из проулка между ангарами выскочили трое туземцев – двое в легких кирасах, с арбалетами в руках, и один в пестром кафтане чародея. Обри снял всех троих одной очередью, как в тире, и мысленно порадовался, что не потерял сноровки.
– Бегите! – гаркнул подполковник, отшвыривая Обри, точно щенка. – Бегите, мать вашу!
Он ударил прикладом под дых ошалелого морпеха.
– Была команда отступать, солдат? – проревел он. – Слушай мою команду! Круговую оборону – занять!
Кто-то подчинился, но большинство продолжало рваться в провал между мирами. Двое сержантов, не потерявших головы, пытались сорганизовать оставшихся, чтобы наступающие эвейнцы не прорвались к установке раньше, чем все морпехи покинут базу.
– Да бегите же, Обри! – прохрипел Макроуэн. – Кто-то должен рассказать… что здесь случилось…
– А вы? – беспомощно проговорил майор, словно пробуждаясь ото сна.
– Кто-то должен прикрывать отход, – мрачно бросил Даг. – Убирайся!
Обри уронил автомат и побежал.
Побежал так, словно все демоны ада гнались за ним.
Он не помнил, как прорвался к лестнице, работая локтями, кулаками, коленями и даже, кажется, зубами. Только последний миг врезался ему в память – он стоит на древнем менгире, поддерживающем собранное из сложнейших приборов кольцо, посреди выжженного клочка земли, и горизонт словно бы загибается в небо, так что и Обри, и машина оказываются посредине необозримой зеленой чаши с черным кружочком посреди донышка, в самой глубине, и в ноздри ему бьет запах гари, и тлеющей изоляции, и далекого леса. А потом его толкнули в спину, и Обри Норденскольд рухнул в расплывчатое марево…
…Чтобы упасть плашмя на чьи-то ноги и торопливо откатиться в сторону.
Марево над головами сгущалось все сильнее. Обри оглянулся – к зоне перехода, оцепленной военной полицией, сбегались люди, торопились санитары с носилками, а стальное кольцо раскалялось, и плясали лиловые сполохи по кромке ворот.
Конец наступил почти сразу. Край кольца плеснул искрами, точно разом вспыхнула связка бенгальских огней. Вспышка лилового света заставила всех отвести взгляды, а когда Обри снова поднял голову, в кольце стоячих камней виднелось только невеселое английское небо.
И наступила тишина.
– Даг? – позвал майор, уже зная, что это бесполезно, что Макроуэн не поспел бы за ним, не мог вернуться. – Даг?
Молчание было ответом. Только шипели тлеющие провода.
Обри Норденскольд сел на траву и заплакал. Слезы катились по щекам, но стиснутое отчаянием горло не издавало ни звука. Потом пришли санитары и увели его.
