квазицитовая Терра-3, окажется фактически под властью Урала…
Плюнуть через левое плечо и постучать по дереву — благо, им отделан салон.
Окажется.
На то и Тиша, куратор Райского Сада, ведущий специалист.
А как дела пойдут дальше, покажет время.
Результаты саммита неоднозначны.
— Рих! — Гуго мечется как зверь в клетке, от стены к стене; крупный, неопрятный, обрюзгший человек. — Ариец, какого хрена! Мля! Ты вступил в дерьмо! Ты понял меня, да?! Какого черта тебе это сдалось? Я знал, что твой зоопарк тебя однажды сожрет, но чтобы так!
Люнеманн-старший, выдержанный по-викториански, бестрепетный, перебирает бусины сандаловых четок. Шершавое дерево источает яркий, темный, чувственный аромат. Наводит на мысли о дорогих сигарах; Начальник Порта задумывается, не вспомнить ли ему вкус табака. Обычно он курит тий-пай: трон корсарского короля означает бесконечные стрессы, и свойства нкхварской травки необычайно к месту. Вкус тий-пай приятен, сорта многочисленны, но «Древняя Земля» все еще означает «престиж»…
Престиж. Как много приходится делать только ради поддержания статуса. Даже пентхаус на крыше высотного дома, где сейчас он отдыхает и беседует с Гуго, и тот — дань престижу. Порт никогда не знал дефицита пространства, удобнее было бы вынести малую резиденцию за черту города, но реноме…
Гу, бывший Одноглазый, останавливается, борясь с одышкой, и таращит разноцветные глаза.
— Ты… — выдыхает он. — Ты крышей поехал, чтоб тебя, я не понял, что ли?!
Рихард, не глядя, снимает с пальца тяжелый перстень, откладывает на журнальный столик, на миг ощутив под пальцами прохладу кожаного переплета. Альбом с репродукциями: драгоценная безделушка из натуральных материалов. У них удивительный запах, а если собрал библиотеку бумажных книг…
За перстнем следует второй. В нем, в отличие от первого, нет сенсорной камеры. Безобидный информационный носитель.
— Гуго, — бархатно говорит брат. — Скажи, пожалуйста, кто пытался наладить с тобой контакт за время моего отсутствия?
Тот хватает ртом воздух, как рыба.
Рихард скорбно качает головой. Дурно думать такое о покойной матери, но как братьев угораздило родиться столь непохожими? И когда всевозможные разведки, наконец, осознают, что, во-первых, мнение Гуго Рихарда не интересовало никогда, а во-вторых, у Гуго нет доступа к конфиденциальной информации? Скорее, Д’йирхве будет вера, не говоря уж о Л’тхарне, но не этому вечно пьяному полудурку. Прежде он был потолковей, и корсар был успешный… увы.
— Ну… — мычит Гуго. — Я…
— Спасибо, я понял.
— Да я не о том! — взрывается Люнеманн-младший. — Какого хрена ты поимел этот траханый Фронтир?
Рихард поднимает лицо.
— Кадару, Гуго, — снисходительно поправляет он. — Ррит Кадару.
Бывшая номерная планета AMR-88/2, бывший Фронтир, теперь, как и следует ей быть, снова…
— И не «поимел», — менторским тоном, — а принял под свою юрисдикцию. В силу временной недееспособности официального главы цивилизации и неподготовленности правительственных структур.
Гуго бурчит какую-то невразумительную пошлятину.
— Достаточно, — еще мягче завершает Рихард. — Ты высказал свое мнение, я тебя выслушал. Семейная связь восстановлена, а теперь, Гуго, отправляйся по своим делам.
— Кретин тупорылый, — с отчаянием бросает тот. — Тебе же голову откусят!
— Кто?
— Земляне! Мне плевать, что ты сволочь, плевать, что ты на меня срал всю жизнь, плевать, что тебе твои жопы клыкастые людей дороже, но ты брат мой! Мне смотреть, как ты в петлю суешься!
— Гуго, если посчитать, сколько раз на своем веку я, по твоему мнению, совался в петлю, так я бессмертен.
— А не бессмертен ведь… — шепотом говорит младший, наклоняясь ближе. Запах от него неприятный, и Рихард едва приметно морщится. — Не бессмертен… Ладно, Рих, я пойду. Если велишь. Если хочешь. Ты получаешь, чего добиваешься, и тут получишь… что я-то сделаю? Ничего.
И уходит, наконец. Всклокоченный, сам уже седой, глядящийся полубезумным. Брат. Младший.
«Опять напьется», — с сожалением думает Начальник Порта.
Рихард встает. Оставляет на столе, на тисненой коже альбомного переплета, четки, перстни и браслетник. Выходит из комнат в сад.
Темное небо Порта отгорожено невидимым куполом. Армейский гравитационный щит накрывает не только пентхаус на крыше, все здание. Где-нибудь на Террах или Земле — паранойя, здесь — рядовая мера безопасности. Королю корсаров иначе нельзя.
Здание возносится выше аэромобильных маршрутов. Если подойти к ограде, перед тобой раскинется фантастическая панорама Дикого Порта, единственного города на планете с тем же названием. Впрочем, гигантский мегаполис можно считать совокупностью многих городов, принадлежащих различным расам…
И над головой — близко, удивительно близко, почти рядом, кажется, можно потрогать — как и много лет назад, горит алая голограмма «Only for humans». Это всего лишь вывеска, помогающая отыскать нужный район, но кажется, что надменная латиница, врезанная в лиловость местного небосвода, указывает всей планете.
Только для людей.
…пожалуй, лишь на Диком Порту, среди чужих, раса Homo остается — и чувствует себя — единым целым. Внутри ее собственного ареала это уже не так. Парадокс? Неизбежность? Продолжение культурной эволюции, столь же естественное, как продолжение генной?
Прежняя доминирующая раса Галактики была таковой сотни тысяч лет. За неимением равных противников ррит воевали друг с другом, но то была неотъемлемая часть их культуры, диктованная инстинктом; с ней не могли и не собирались бороться. Победившие восхищались доблестью побежденных. «Так не оставалось на свете крови побежденных, — сказала Эскши, — но оставались песни о доблести».
Их эволюция шла дольше, медленней, тяжелей. Хищники-одиночки долго учились налаживать контакт друг с другом. Агрессивные, меньше людей склонные к самоконтролю, они не смогли в свое время избежать атомной войны, надолго отбросившей их назад в развитии. Л’тхарна считает, что этот фрагмент генетической памяти оказался ценнее, чем можно было думать. Мгновенный откат от высокоразвитой цивилизации к дикости уже случался — и прежний уровень вновь был достигнут, пусть это стоило огромных усилий. Повторить путь проще, чем проложить его.
Местра Надеждина соглашалась.
«Удивительная женщина, — думает Рихард, глядя, как потоки машин оплетают монолиты городских зданий. — Сказочная…»
