— А зачем новая женщина? — спросила Лилен. Ей не хотелось сейчас думать об убийствах и мести. — Из-за того, что будет новое место для гнезд?
Маленькие думающие существа имели слабость думать, что разводят больших думающих существ для своих целей. Великая Мать, позабавившись, простила бы слово «питомник» и Лилен; у той просто язык не поворачивался говорить такое, видя Старейшину.
Нитокрис наскучило говорить словами, и девушка охотно окунулась в волну образов, эмоций и пред-мыслей. Великая Мать одобряла распространение сородичей, появление новых прайдов. Давно пора было заняться этим, а не коснеть в уюте жаркого приморья. Но сама она не хотела и не могла покидать область своей власти, а прочие матери слишком привыкли к этой земле. Переселиться выразили согласие две юницы, сверстницы Лили Марлен, еще не высидевшие ни одной кладки, да Ития, годами ненамного превосходящая их. Она в детстве привыкла к прохладе и прослышала, что на новом мире холоднее, чем здесь.
«Не везде, — подумала ей Лилен. — Там тоже есть места, где жарко».
Но Ития желает другого. И ей самой доведется стать Старейшиной, чтобы решать.
По этому поводу Нитокрис испытывала двойственные чувства. Ей не нравилось, что сущая девчонка станет равной ей, но она вспоминала себя, и не могла не радоваться схожести мыслей, той же властности, той же надменности материнства. Иддвелга и Чимурен, юницы, тоже чуяли это и признавали в Итии Старшую.
По стволу вскарабкался Дельта и уселся рядом с девушкой. Он предвкушал переселение, новую еду и новую охоту. Много свободного пространства. Ития, его супруга, решит родить много детей, так много, что будет совокупляться со всеми мужьями прайда.
Лилен засмеялась и пихнула его в бок кулаком. Дельта полушутливо зашипел.
«Кто станет говорить с ними? — подумала она для себя, не для нукт. — Я же не смогу, если буду сниматься…» До крайности неприятно было представлять, как ее настоятельно попросят. Кроме нее некому. Где он, тот, с кем согласны говорить матери прайдов? На свете и в лучшие времена отыскивалось всего пять-семь человек мастеров.
А на кого рассчитывали папа и Игорь, когда договаривались? Уж точно не на Лилен. И Игорь вряд ли собирался улететь насовсем на свой Урал, оставив папу единственным мастером.
Все это тревожило.
Нужно было пойти и обсудить с дядей Игорем не только это, но и кучу других вещей. Запрос на получение индикарты Урала давно выслали, но ответ еще не пришел. Семитерране волокиты не любили, у них все делалось быстро или не делалось вообще, и потому у Лилен на душе скребли кошки. Конечно, слова Игоря и Анжелы имели вес, но обычно поручителей требовалось больше, а Майк еще сам не закончил с оформлением. А вдруг что-то случилось? Изменились правила? Лилен не сомневалась, что легко сдаст экзамен по языку — кто знает, что семитерране спросят на психологическом тестировании?
Пойти и поговорить, все выяснить — чего проще. Но там бродит Чигракова, со своим бархатным взглядом, цепким и изучающим, с плавными движениями сытой львицы. Лилен порой казалось, что Таис любит женщин и просто хочет ее, но интерес семитерранки меньше всего походил на вожделение.
Чего ей нужно?
Лилен не боялась. Никогда не замечала за собой трусости. Тем более нечего было бояться у себя дома, в питомнике. Что, кроме орбитальной бомбардировки, может угрожать мастеру, окруженному драконами?
…Чигракова знает, что.
Обещала сказать — но, закончив допрос, тут же ушла составлять какие-то документы. Отчет, наверное… И словно забыла о существовании Лилен.
«Лакуна в мульти-поле», — подумала девушка и попыталась представить, как это.
Ей подсказали.
Гигантская, всеобъемлющая, захлестывающая землю и небо от горизонта до горизонта психоэнергетическая волна поднялась и стала. Скрывшаяся за нею Нитокрис издала глухой рык, похожий на отдаленный гром.
Волна не была мыслью. Ощущения, впечатления, данные всех рецепторов нукты, от привычного зрения до таких чувств, которым люди не имели названий — все это переменялось, обновлялось, двигалось, все это было жизнью и не имело конца.
А потом явилось ничто: бьющиеся, пульсирующие живые волны распались, как гнилая ткань. Возник провал. Пустота. Она продержалась некоторое время и ушла, не выдержав соперничества с буйством жизни, но ужас ОТСУТСТВИЯ таял долго, отдаваясь колотьем в груди.
«Лакуна, — повторила Нитокрис, раздумчиво, не торопясь. — Словами говорится так? Я запомню».
Лилен сглотнула. Дельта вытянул хвост за ее спиной, заподозрив, что мягкокожая женщина ухитрится упасть с ветки. Та оперлась на угловатое черное плечо. Нитокрис смотрела снизу.
«Отчего такое бывает?»
Великая Мать не знала.
«А Таис говорит, что знает», — не удержалась Лилен.
Морда нуктихи медленно поднялась ближе.
«Мягкокожие бывают разных пород. С иными можно поговорить. Иные этого не заслуживают. Иные разговаривать не способны. Эта новая женщина издалека — она похожа на тебя».
— Что?! — вот уж такого Лилен не ожидала услышать. С виду маленькие мягкокожие существа для нукт были настолько же одинаковыми, как нукты — для людей. Драконам приходилось учиться замечать цвет волос и кожи. Навряд ли Нитокрис имела в виду, что они с Таисией обе светловолосы — но больше у них не было ничего общего.
Мысли Старшей окрасились чем-то похожим на смех.
«Как среди мужчин выбираешь первого мужа? Как среди мягкокожих выбираешь собеседника? Не всякий пригоден».
Лилен подалась вперед, рискуя свалиться.
«Таисия — мастер?!»
Нет. Она не собеседница никому.
«Но если?»
Возможно. Приди она юной в Джеймсон, с мечтой найти спутника из числа детей Нитокрис, и к ней бы вышел славный острозубый мужчина, умеющий защищать. Возможно…
Пытаясь разобраться в теряющих оформленность мыслях нуктихи, Лилен потерла виски. Встряхнулась. Нахмурилась.
Нитокрис думала: новая женщина сказала смущающие слова. Мягкокожая, прибывшая издалека, не походит на прочих. И может знать то, чего не знает она, Великая Мать.
— Не нравится мне этот текст… — самоуглубленно пел Майк, не поднимая взгляда от электронной бумаги. — Не нравится мне этот текст…
Лилен постояла в дверях, глядя, как режиссер сдувает падающие на нос пряди. Подумала, что Макферсону дали новую игрушку. Вот он сидит, вертит ее так и эдак, как дитя малое, и ничего больше его не волнует. Была старая игрушка, детектив с двойным убийством — надоела. Бросил, не доиграв…
Все-таки не в ушах дело. Не во внешности.
