наше превосходство над вами и в этом же наша беда. У нас практически отсутствует преступность, ибо всякий потенциальный злодей, пересекаясь своим эм-полем с полями сотен добропорядочных и чистых душой сограждан, очень быстро теряет агрессивность. А поскольку хороших людей все-таки гораздо больше, чем плохих (и это не трюизм, поверьте), стало быть, активный криминал в нашем обществе – редчайшее исключение. Не буду скрывать, свою роль играют так же вариаторы и модификаторы коллективного эм-поля – полезнейшие устройства, так верно вычисленные вами в одном из разговоров с бедняжкой Светланой.
– Суг-гестивное законопослушие, – проговорил Филипп, с фальшивым восхищением округлив глаза и задирая указательный палец к потолку (дрянное спиртное оказалось довольно забористым, он едва не запутался в заковыристом слове). – Тирания добра. Регулируемая любовь. Так, что ли?…
Кииррей кивнула, соглашаясь:
– Так. Причем весь набор – легким движением пальца. Щелк – и вокруг одни ангелы. Дешево и сердито.
– А как же свобода воли? – серьезно спросил Филипп, решивший не обращать внимания на ее показной цинизм. – Не для хранителей нравственных заветов, – для народа?
– У народа ее никто не отнимал, – сухо сказала Кииррей. – Нужно лишь понимать, где она заканчивается и где начинается анархия. Опасная для индивидуумов, составляющих социум. Преступная.
– О, – поднял иронично Филипп брови, – а вы, конечно же, понимаете? Что ж, вам можно позавидовать: такое понимание дорогого стоит.
– Мы, конечно же, понимаем, – подтвердила Кииррей. – Завидуйте. Но учтите – одного понимания, к сожалению, совершенно недостаточно. Поэтому минимальные поправки, вносимые в колебания коллективного эм-поля искусственно, – необходимы. Во имя общечеловеческого блага. Других причин нет, уверяю. Удовлетворены?
Филипп склонил голову и развел руками:
– Наверное, да… Простите, мадам, но когда разговор заходит о благе всего человечества, я обычно теряюсь. Не по Сеньке, знаете ли, шапка. Однако же, поверьте, за народ Файра я искренне рад. Хорошо, когда у граждан напрочь отсутствуют криминальные порывы, верно?… – Он ехидно осклабился. – Жаль, я не знал этого минувшей ночью…
– Не огорчайтесь, – сказала старуха. – Знать все не дано никому. А ваши противники были в некотором роде нелюди. Пожалуй, даже и черти, как вы их назвали недавно. Удивлены? Представьте, кроме обычной склонности к преступлениям существует еще и скрытая, носимая индивидуумами, психически нездоровыми. Этакое эйцехоре, семя зла. Несчастные инверсанты и сами чаще всего о нем не догадываются – до тех пор, пока оно властно не толкнет их на тропу войны. Самое страшное, что такое проснувшееся безумие уже становится заразным. В нашей истории было немало случаев настоящих эпидемий убийств, грабежей или жестоких половых насилий. Я возглавляю службу, занимающуюся как профилактикой подобных явлений, так и борющуюся с их последствиями. И вы, Филипп, с вашей уникальной психикой – безучастной, едва ли не мертвой, но столь же неистовою временами, стали для нас настоящим открытием. А для носителей эйцехоре – полюсом неодолимого притяжения. И они не выдержали. Уничтожить вас, милый мой, стало для них идеей фикс. А катализатором, запустившим процесс выброса агрессивности именно этой ночью, стал, очевидно, пик вашего подсознательного стремления к борьбе со смертельной опасностью. Возможно, какое-либо сильное воспоминание. Возможно, какой-либо яркий сон.
– Так я что, – кретинов мочил?! – неприятно поразился Филипп. – Господи, они ж за себя не отвечают! Вы-то где были? Надо было их раньше брать, пока они ко мне только подбирались. – Он подавился слюной и закашлялся.
– Да, надо было! – вспылила старший интеллект- координатор. – За домом, за вами, даже за Светланой была установлена слежка. Не наша вина, что ответственный за надзор сам оказался инфицированным. Он разрушил все наши системы связи и наблюдения, убил напарника и отправился помогать братьям по крови. Мы, признаться, боялись, что не успеем спасти вас. Удачно, что вы неплохо справились самостоятельно. – Она на мгновение умолкла, вспоминая, должно быть, последствия его самостоятельности. – За погибших и раненых себя не казните – вина полностью ляжет на меня, мне и отвечать. – Она снова примолкла, как бы задумавшись, стоит ли уточнять для него свою дальнейшую судьбу. Сказала: – Расширенное заседание совета по этическому контролю завтра. Не бойтесь, ваше присутствие не требуется.
Филипп сердито запыхтел и отвернулся. Кииррей, не мигая, глядела на него, выжидая продолжения. Спустя некоторое время он глухо спросил:
– Что вас ждет?
– Не знаю. Пожурят. Проклянут. Превознесут. Совет велик, мнений будет множество. В итоге посоветуют уйти на покой, наверное…
– Посоветуют и только? Ничего себе!… – Филипп повернулся и с интересом посмотрел Кииррей в глаза. – Уйдете?
– Нет, – твердо сказала Кииррей. – Я выполняла долг. Спасены сотни, если не тысячи жизней. Нет, я не уйду.
– Так я и думал. А что ждет этих… болезных? Инверсантов. Ну, тех, что выживут?
– Процедура нейтрализации инверсантов определена законом: минимальная операция на мозге и специализированная лечебница впоследствии. Других вариантов попросту нет.
– Ну а меня?
– Вас? – Кииррей просветлела. – Объятия прекрасной Светланы, горы шашлыков, ведра водки, вечный почет и уважение со стороны жителей Файра…
– Конная статуя при жизни, – подхватил Филипп.
– Совершенно верно. Если пожелаете, на подножии высекут ваши стихи. К примеру, эти: Катарсис мой! Ты одинок, как ворон, севший на сосну. Пойду домой, милашку с горести за вымя оттяну. А?! По-моему, подходяще.
Филипп сконфузился. Уши, кажется, незамедлительно вспыхнули. Он думать не думал, что старуха так хорошо запомнит его хоть и шуточные, но все-таки довольно неприличные вирши. Да он ведь даже не догадывался, что она их понимает!
– Стихов не надо, – тихо сказал он и вцепился в пуговицу; опомнился, отпустил. – Ничего не надо. Лучше отпустите меня домой. Пожалуйста!…
Кииррей с состраданием поглядела на него.
– Это неосуществимо, мой мальчик, – вынесла она страшный приговор. – В первую очередь технически. Разорвав отношения с метрополией, мы лишились не только перфораторов, но и лицензии на их использование. Разумеется, у нас осталось несколько транспортных устройств, предназначенных для экспорта минералов. Но вы должны понимать, Филипп: путешествия через границу по нефтепроводу возможны только в фильмах про Джеймса Бонда. Если позволите, я приведу такой пример: представьте, что какому-то сумасшедшему адмиралу вздумается забрасывать лазутчиков во вражеский тыл, выстреливая ими из главного калибра своего линкора. Представили? Грустные результаты ждут бравых шпионов, верно? Так вот, отправка пассажиров при помощи карго-перфоратора выглядит намного бесчеловечнее. Вряд ли вас устроит, дорогой мой, прибытие к месту назначения в виде девяноста килограммов протоплазмы, равномерно рассредоточенной вдобавок по всему объему финишной камеры. По очень немалому объему, добавлю.
– Значит – никаких надежд?
– Надежда умирает последней. Я ли должна говорить это вам? Изречение-то – чисто земное. Возможно, мы восстановим официальные дипломатические контакты с метрополией. Возможно, наши доблестные контрразведчики выловят наконец легендарных агентов
