племени Сан Он Джо, значит, он тоже отчасти кореец.
За годы ученичества под опекой Чиуна, последнего настоящего мастера Синанджу, он привык ощущать себя не столько белым человеком, сколько корейцем. Теперь-то ясно почему – в его жилах текла кровь далеких предков.
И это было здорово! Римо впервые воспринимал свою жизнь как единое целое, а не как отрывочные, не связанные друг с другом эпизоды.
Впрочем, не все было так гладко.
Со стороны Горы Красного Призрака к нему верхом на пегой лошадке-пони приближался человек, чье изборожденное глубокими морщинами лицо походило на пожелтевшую маску из папируса. Старик выглядел глубоко несчастным. Вечно несчастным!
Мастер Синанджу родился еще в прошлом веке, и теперь ему было уже лет под сто. Столь долгая жизнь отразилась в густой сети морщин на лице и в лысине на голове – только за ушами осталось облачко белоснежного пуха. Правда, годы не затронули зеркало души – глаза, которые сверкали, как у молодого, и не утратили свой темный, почти шоколадный цвет.
Теперь эти глаза внимательно разглядывали Римо, его одежду из оленьей кожи, расшитые бисером мокасины и перо красного ястреба в отросших до плеч волосах.
Римо пустил кобылу галопом. На полпути всадники встретились. Лошади их стали дружески тереться мордами.
И Римо, и Чиун молча выжидали, настороженно глядя друг на друга. Учитель, раскрывший Римо все секреты правильного дыхания, которые высвобождали почти сверхчеловеческие возможности ума и тела, был одет в полосатое, как шкура тигра, кимоно, которое полагалось носить любому мастеру Синанджу. Его пальцы с длинными, похожими на когти, ногтями крепко сжимали поводья. Выражение лица оставалось непроницаемым.
– Навещал Коджонга? – спросил Римо, чтобы нарушить наконец затянувшееся молчание.
– Я принес своему предку печальную весть, – мрачно ответил Чиун. Сухой пыльный ветерок трепал его жидкую, клочковатую бороденку.
– Что за весть такая?
– Я сообщил ему, что из-за ослиного упрямства двух его потомков он навеки обречен лежать в беспросветном мраке пещеры.
Стараясь не выходить из себя, Римо возразил:
– Помнишь, я встретил Коджонга там, в загробном мире? Он чувствует себя отлично!
– Его прах тоскует по родной земле и жаждет вернуться в милую Корею. Я пытался все объяснить твоему отцу, непокорному упрямцу, но, видно, от жизни в здешних суровых краях его уши засыпало песком, а сердце обратилось в камень.
– Но ведь это и есть родная земля Коджонга! Он пришел сюда за много лет до появления Колумба. Здесь он жил, здесь умер. Уверен, его кости вполне мирно и счастливо покоятся в этой земле.
– Так-так! Сказано настоящим двуличным краснокожим, который всегда думает одно, а говорит другое...
– Ну хватит! К тому же так говорят отнюдь не краснокожие, а наоборот, белые люди.
– Так ведь и ты наполовину белый! Твоя мать была белой женщиной. Значит, твое двуличие предопределено еще матерью.
– Если ты собираешься оскорблять мою мать, нам не о чем больше разговаривать! – сердито произнес Римо.
– Все равно ты белый! И не отрицай!
– Белый. А еще во мне течет кровь племени Сан Он Джо, корейская кровь и, возможно, кровь индейцев племени Навахо. Как говорит Санни Джой, во мне есть немного ирландской, итальянской и испанской крови. Может, и еще какая-нибудь, ведь неизвестно наверняка, кем были предки моей матери.
– Иными словами, беспородная дворняжка – вот ты кто!
– Ну спасибо! Ты столько лет всячески старался внушить мне, что я наполовину кореец, а теперь, когда мы оба убедились в этом, ты снова тычешь мне в лицо моей принадлежностью к белой расе!
– Я говорю то, что есть на самом деле, – буркнул Чиун.
– А разве самый первый мастер Синанджу не был японцем по происхождению?
Учитель аж надулся от праведного гнева.
– Гнусная ложь! Этот слух пустили ниндзя, чтобы привлечь на свою сторону истинных почитателей восточных единоборств!
Римо отвернулся и произнес:
– Ладно, забудем.
Немного подумав, Чиун, понизив голос, отозвался:
– Римо, нам пора уезжать из этих безлесых краев.
– Нет, я останусь.
– Надолго?
– Пока не знаю. Мне здесь нравится. Простор, красота, и нет никаких телефонов.
– У Смита есть для нас работа.
Ученик удивленно взглянул на учителя.
– Ты что, разговаривал с ним?
– Нет. Но у него всегда найдется работа для Дома Синанджу, который никогда не позволяет себе прозябать в праздности. Тем более что надо поддерживать не одну деревню, а целых две!
– Только не морочь мне голову! Дела племени идут отлично. У Санни Джоя много денег, его люди в состоянии прокормить себя и свои семьи.
Чиун негодующе выпрямился в седле.
– Но в пустыне не водится рыбы! – воскликнул он.
– Ну и что?
– И уток что-то я здесь не видел.
– Поясни, пожалуйста, – попросил Римо.
– Нельзя же жить на одном рисе!
– А я и не живу.
При этих словах ученика Чиун вздрогнул и тревожно спросил:
– Надеюсь, ты не ел свинину?
– Конечно, нет!
– А говядину?
– Знаешь ведь, что я уже давно не употребляю в пищу говядину.
– Тогда что ты ел, кроме риса?
– Пусть это останется тайной, моей и моих предков.
Мастер Синанджу критически окинул ученика оценивающим взглядом и слегка подался вперед.
– Цвет твоей кожи слегка изменился.
– И неудивительно. Я много времени провожу на солнце, теперь моя кожа начинает темнеть.
– И белки твоих глаз уже не такие чистые, как рис.
– На глаза пожаловаться не могу, – буркнул Римо.
