– Нет, – сказал Чиун. – Его выдает фамилия Финг. Но это не важно. Важно то, что фотография дает нам представление о его подлинной натуре. Лучше всего он сражается тогда, когда его зажмут в угол. Для этого человека ничего не значат жизни других, пусть даже это жизни его собственных детей. Чтобы сохранить то, что имеет, он принесет в жертву кого угодно. Именно то, что он имеет, и определяет его поведение.
– И как же это поможет нам его убить?
– Ты меня совсем не слушаешь! – сказал Чиун. – Этот человек будет зубами держаться за свои владения. Это центр его жизни, его якорь. – Для пущей драматичности сделав паузу, мастер добавил: – И его удавка.
– Все это очень мило и даже поэтично, – сказал Римо, – но что, если твой друг Финг уже перевел в ликвидную форму основную часть своих активов? Что, если он сбежал куда-нибудь подальше от своих уродливых строений и при этом даже ни разу не оглянулся?
– Ты до сих пор ничего не понял, и меня это глубоко огорчает, – признался Чиун. – Я иногда думаю, что ты нарочно изображаешь из себя глупца, чтобы опечалить меня, твоего учителя. А ведь не кто иной, как я, с величайшим терпением и заботой выводил тебя из того поистине жалкого состояния, в коем ты первоначально пребывал...
– Послушай, Чиун, во всем этом нет никакого смысла. Объяснение должно все же хоть что-нибудь объяснять.
– Ага! – вскричал Чиун, ухватившись за слова своего ученика. – Вот мы и подошли к сути твоей проблемы.
– Ты имеешь в виду, что я ожидаю от тебя рационального поведения?
– Что ты ожидаешь ответа.
Увидев непонимающее выражение лица Римо, мастер вздохнул снова, на этот раз более трагично, словно на его обманчиво хрупкие плечи обрушился небесный свод. Небесный свод, принявший форму его личного, персонального Чонгвука.
– Хорошо, – сказал он, – хоть я и знаю, что тебя не стоит баловать, но все же объясню, что я имею в виду. Западное понятие ликвидности как невидимого богатства, существующего в виде электронных денег, не укладывается в голове этого человека. Посмотри на эти мелкие линии, расходящиеся от уголков его рта. Они от того, что он много лет сосет собственный язык. Вот так...
Чиун слегка наморщил губы и втянул щеки, как будто принимал лекарство от насморка.
– Как я понимаю, где-то под прикрытием своей благородной бороды ты сосешь свой благородный язык, – сказал Римо.
– Эта привычка выдает человека претенциозного и напыщенного, – сказал Чиун. – Такой человек часто воздвигает грандиозные памятники самому себе – безобразные монументы, которые лишь он находит привлекательными.
– Стало быть, – сказал Римо, – ты считаешь, что этот любитель пососать язык не захочет расставаться со своим произведением искусства?
– Только в том случае, если потеряет последнюю надежду.
– Значит, мы должны не лишать его надежды до тех пор, пока не поймаем, – заключил Римо. – Верно?
Мастер нахмурился.
– Ну а теперь чем ты недоволен?
– Пища, которую я съел в аэроплане, вызывает у меня ужасное ветропускание. Как такие маленькие порции могут вызывать столь сильный эффект?
– Это тайна, уходящая в глубину веков, – сказал Римо. – Я опущу окно.
Но не успел он это сделать, как впереди показались ярко освещенные ворота, ведущие на территорию производственного комплекса семьи Фингов. Вытянувшаяся на многие километры территория предприятия была окружена четырехметровым забором, поверх которого на металлических прутьях были растянуты гирлянды остро заточенной стальной ленты. На въезде дорогу перегораживал шлагбаум, возле которого стояла караульная будка. Подъехав к заграждению, Римо затормозил.
Когда машина остановилась, из караульной будки вышел охранник в белом шлеме. Коротко взглянув на сидящих в машине, он немедленно вернулся в будку и принялся куда-то звонить.
– Не нравится мне это, – пробормотал Римо.
После короткой беседы охранник повесил трубку и подошел к водителю машины, при этом палец он держал на спусковом крючке своего пистолета. Обращаясь к Римо, охранник быстро затараторил по-китайски.
В ответ Римо беспомощным жестом поднял ладони вверх и жестом указал на Чиуна, который махнул рукой охраннику, приглашая его подойти. Поверив, что дряхлый азиат действительно собирается с ним поговорить, охранник, по-прежнему не опуская оружия, стал обходить машину спереди.
Мастер Синанджу опустил окно, и охранник, держа пистолет нацеленным на старика, слегка наклонился в его сторону. За воротами, возле возвышавшихся неподалеку белых резервуаров, в джип садились еще четверо охранников в белых шлемах. Когда они сели, джип тут же рванулся с места.
Но когда охранник повторил вопрос, который он уже задавал Римо, а именно «Что вы здесь делаете?», Чиун ответил ему ударом. Рука мастера проскользнула через окно словно змея; удар был таким быстрым и сокрушительным, что охранник не успел нажать на спусковой крючок. Страж тяжело осел задом на землю, затем повалился набок и ударился о нее головой; белый шлем при этом тихо звякнул.
Римо выскочил наружу и как можно быстрее поднял шлагбаум. Однако к тому времени, когда он вернулся в машину, к ним уже приближался джип с подкреплением, а из разных концов комплекса ему на помощь мчались еще два.
Деваться было некуда.
Взвизгнув покрышками, возле арендованной машины остановился первый джип. Остальные два были уже на подходе. В каждом транспортном средстве сидели по четыре охранника, вооруженных автоматами М-16; сквозь ветровые стекла машин их оружие было нацелено на Римо и Чиуна.
Один из двенадцати вновь прибывших, тип с узкими, как карандаш, усами и длинными бакенбардами, немедленно начал что-то выкрикивать.
– Что он говорит? – спросил Римо. – Для меня это слишком быстро. Я не успеваю ничего разобрать.
– Он говорит, чтобы мы подняли руки вверх, – сказал Чиун.
– Мне кажется, лучше сделать так, как он говорит, – посмотрев на полукружье автоматных стволов, сказал Римо. Он высунул в окно кабины обе руки, открыл снаружи дверцу, затем очень медленно вышел из машины.
Чиун сделал то же самое.
Главный из охранников, казавшийся очень возбужденным, продолжал выкрикивать по километру слов в минуту.
Чиун заговорил снова – очень отчетливо и с большим достоинством. На этот раз Римо сумел уловить суть сказанного. Мастер предлагал человеку с усами говорить помедленнее – с тем, чтобы его глупый белый спутник мог понять его речь, не затрудняя Чиуна необходимостью бегло переводить на английский каждое слово.
Медленно, так, как будто он говорил с трехлетним ребенком, главный приказал Римо двигаться боком влево – что тот и сделал.
– Ты имеешь какое-нибудь представление о том, какие у этих ребят намерения относительно нас? – спросил Римо у Чиуна.
