нагрудный карман светлого клетчатого пиджака Чарлиза.
— Отлично. Откровенность — основа для доверительных отношений.
Римо разжевал несколько рисовых зернышек и запил их глотком воды. За соседним столиком уплетали ростбиф — толстый кусок сочного, красного мяса, и Римо не мог отвести от него взгляд. Давненько он не ел мяса! Его память затосковала по ростбифу. Именно память, ибо теперь тело диктовало ему, что он должен есть. Он помнил, конечно, какая славная штука — ростбиф, но все это осталось в прошлом.
— Вчера я понял, что вы — необыкновенный человек, — гнул свое доктор Чарлиз.
Римо попытался вспомнить, что именно произошло вчера и отчего к нему прицепился этот субъект с лакированной шевелюрой, но так ничего и не вспомнил. Ничем особенным они накануне не занимались — просто отдыхали, нежились на солнышке и, конечно, тренировались. Впрочем, Чарлиз ни за что не отличил бы их тренировку от расслабленной дремоты. Именно так она и выглядела для непосвященных, поскольку тело Римо давно достигло максимального уровня совершенства, и теперь он совершенствовал свои мозг, а этому занятию не было пределов. Все новое, что он теперь мог усвоить, касалось уже не тела, а исключительно мозга.
Чарлиз снова развернул диаграмму и отодвинул тарелочку с рисом, объяснив, что это единственный экземпляр, и ему не хотелось бы запачкать ее пищей.
Римо вежливо улыбнулся, взял диаграмму двумя пальцами и разорвал по диагонали. Затем он превратил две половинки в четыре кусочка, а эти четыре кусочка — в восемь. Бумажки он запихнул в разинутый рот доктора Чарлиза.
— Фантастика! — промычал доктор Чарлиз, отплевываясь. Уголок с синим тета-уровнем спланировал в самую середину тарелки с рисом. Нет, с него довольно. Римо поднялся из-за стола. Он был худощав и высок — примерно шесть футов, плюс-минус дюйм, в зависимости от того, какое применение он находил своему телу в данный конкретный момент. Скуластое лицо. В глубине глаз таилась темнота беспредельного и невесомого пространства. На нем были серые брюки и темная водолазка. Обут он был в мокасины. Когда он проходил по залу, несколько женщин проводили его взглядами. Одна даже позеленела и с трудом подавила тошноту, когда перевела взгляд с Римо на собственного мужа.
Доктор Чарлиз семенил следом.
— Сами вы, скорее всего, даже не помните, что натворили вчера, — тараторил он. — Это случилось у бассейна.
— Отстаньте! — бросил Римо.
Однако доктор Чарлиз проводил его до лифта. Римо проскользнул в лифт в последний момент, когда дверь готова была закрыться. Кабина останавливалась почти на каждом этаже; доехав до своего четырнадцатого, Римо обнаружил на площадке улыбающегося д-ра Чарлиза.
— А все благодаря позитивному мышлению, — сообщил тот. — С помощью телепатии я заставил свою кабину двигаться без остановок.
— Вы сделали это, обратившись к кнопкам на пульте?
— В общем, да, — признался доктор Чарлиз. — Но что дурного в том, чтобы помочь воплотиться позитивному образу? Человек способен реализовать любую фантазию. Если нечто существует в вашем воображении, вы можете воплотить это в жизнь.
— Хорошо, тогда я воображаю, что вы оставили меня в покое, — буркнул Римо.
— А мое воображение сильнее, и я представляю себе, что вы отвечаете на мои вопросы.
— Тогда я представляю себе, что вы валяетесь вот на этом ковре с выбитыми зубами и не можете задать ни одного вопроса.
Доктор Чарлиз нашел сей ответ весьма забавным; сам он воображал в этот момент, как Римо посвящает его в тайну своей мощи. Римо чуть заметно улыбнулся, готовясь продемонстрировать доктору Чарлизу, как сокрушительный удар правой рукой пересиливает любую мысль. Но тут доктор Чарлиз сказал нечто, заставившее Римо отложить расправу и проявить интерес к теориям этого зануды.
— Весь секрет — в дыхании, — говорил доктор Чарлиз. — Я это точно знаю. Дыхание — главный инструмент для управления несметными богатствами мозга. Да будет вам известно, диаграмма, которую я вам подсунул, была напечатана на бумаге с нейлоновой основой. Ее невозможно разорвать руками.
— Не понял?!
— Диаграмма была у меня всего в одном экземпляре. Я всюду носил ее с собой. Чтобы ее сохранить, я попросил, чтобы ее нанесли от руки на прочную нейлоновую сетку, усиленную стальными нитями. Это все равно что покрышка с металлокордом. А вы порвали ее как бумагу.
— Я пытаюсь понять, что к чему... Что вы знаете о дыхании? — поинтересовался Римо.
— Вчера я видел вас возле бассейна. С этим вашим японцем.
— Он кореец. Никогда не называйте его японцем, — предупредил Римо.
— И я увидел, чем вы занимаетесь. Я засек время.
— Что?! Никто не смог бы понять, что это тренировка.
— Вас выдала диафрагма.
— Каким образом?
— Своей неподвижностью. Я наблюдал, как ваше дыхание замедлялось; потом у вас перестала двигаться диафрагма. И это продолжалось двадцать две минуты пятнадцать секунд. У меня есть секундомер, я всегда засекаю время.
— Не могли бы мы поговорить где-нибудь с глазу на глаз?
— Меня... Как бы это сказать? В общем, меня выставили из номера. Но я не теряю надежды с помощью телепатии сделать так, чтобы кто-нибудь оплатил мой счет.
— Нет-нет, телепатия меня не интересует. Я хочу узнать насчет дыхания, — поспешно сказал Римо.
— Увидев, как вы контролируете дыхание, я понял, что вы сумеете разорвать мою диаграмму...
— Погодите, — прервал его Римо, — не здесь, не в холле. — Он подвел доктора Чарлиза к двери в свой номер. Приоткрыв дверь, он приложил палец к губам.
Хрупкий человек азиатской наружности с жиденькой седой бороденкой и седыми волосками вокруг лысой макушки восседал в зеленовато-желтом кимоно перед телевизором и что-то бормотал. Актеры в программе, которую он смотрел, разговаривали по-английски. Римо провел доктора Чарлиза в соседнюю комнату.
— Не знал, что здесь тоже крутят американские «мыльные оперы», — сказал доктор Чарлиз.
— Их здесь не крутят. Он специально записывает их на видео. Ни одной не пропускает.
— Что он сейчас сказал?
— Он сказал по-корейски, что эти программы — отъявленная чушь.
— Тогда зачем он их смотрит?
— Имея дело с Мастером Синанджу, спрашивать зачем бессмысленно.
— С кем?
— Неважно. Так мы говорили о дыхании...
Доктор Чарлиз пустился в объяснения. На разных уровнях мыслительной деятельности человеческий мозг испускает различные волны. Уровень «альфа» — так называемые альфа- волны — означает спокойствие, творческий потенциал, наличие экстрасенсорных способностей. На более глубоком уровне испускаются так называемые тета-волны, и человек становится способен на необыкновенные поступки. Это — известный факт. Скажем, Римо наверняка приходилось слышать, как
