– Это дань Соединенных Штатов деревне Синанджу, – охотно пояснил Римо.
– Дань? А за что?
– За то, что вот он меня тренирует.
– А на предмет чего?
– М-м... разного.
Римо не успел продолжить, поскольку Чиун вновь перебил его гневной тирадой на корейском.
– А сейчас что он вам сказал? – полюбопытствовал президент.
– Он утверждает, что его мастерство никогда не использовали в полную силу. Вот они психует по этому поводу.
– По какому именно, простите?
– Видите ли, Синанджу – это, собственно, Дом наемных убийц. Которые столетиями продавали свои услуги разным там императорам, королям и прочим подобным типам...
Закончить ему помешал ввинтившийся в воздух длинный ноготь Чиуна.
– Лишь для того, чтобы не бросать голодных детей в студеные волны! Мы спасали детей! – гневно возопил он.
Римо с извиняющимся видом пожал плечами.
– Он имеет в виду, что веков этак двадцать восемь назад... ну, в общем, еще до рождества Христова... им пришлось топить всех младенцев в заливе, потому что их не на что было кормить. Деревня, понимаете ли, была тогда бедной.
– Всему виной засуха! – сердито затряс бородой Чиун. – И безмозглые бестии, захватившие власть в деревне! И козни врагов-соседей! И...
– Короче, – продолжал Римо, – пока Мастера Синанджу не начали наниматься по всему свету на такую вот службу, деревня прозябала в крайней бедности. От этого они ее, конечно, избавили – но до сих пор любят утверждать, что, мол, спасают от смерти детей и все прочее.
– А этих... Мастеров – их что, много? – спросил президент.
– Нет. Вот остался Чиун и... ну и я, наверное. Но такова традиция Синанджу – говорить о Мастерах так, будто все они живы и здравствуют. Вы ведь думаете о времени как о прямой – сзади прошлое, впереди будущее, вы находитесь посредине. А по нашим представлениям это нечто вроде большой тарелки – так что и прошлое, и настоящее, и все, что будет находятся, так сказать в одной плоскости.
– Но ученики после мастеров остались? – полуутвердительно спросил президент.
– Нет. Чиун первый из них имеет ученика – да еще иностранца к тому же.
– Ага. Но чем же именно они занимаются?
– Я ведь говорил вам – это Дом наемных убийц, – ответил Римо.
– А, и он сердится из-за того, что ему приказали меня не трогать?
– Ну... вообще да. Понимаете, он видит живого президента – а он уже столько времени не имел возможности лишить жизни государственного деятеля. И это оскорбляет его... ну, как если бы вы были президентом Соединенных Штатов, а вас возьми и назначь президентом ассоциации аптекарей. Поняли, в чем дело? Да нет, ни черта вы не поняли.
– Значит, он собирался убить меня, – медленно произнес президент. Его лицо потемнело.
– Говорил же я – не сможете вы ничего понять, – покачал головой Римо.
– Я понял только одно – моя жизнь в опасности. Кстати, кто вас впустил?
– Впустил? – поднял брови Римо.
– Ваша безалаберность, – проскрипел Чиун.
– Слушайте, хотите сами убедиться в том, что у вас тут все открыто, как на ладони? Вы, по сути уже мертвы. Вас, фигурально говоря, уже сунули в духовку – осталось вынуть и поперчить, – Римо осклабился. – Какая, к черту, охрана? Здесь ничегошеньки нет. Смитти сказал, что мы должны, вроде, спасти ваш зад – так пошли, сейчас все сами увидите.
Позже президент обращался за консультациями к видным врачам, специалистам из ЦРУ и разведки, пытаясь выяснить один вопрос – насколько сильным бывает внушение.
– Вот, например, – объяснял президент, – если вас заставляют глубоко дышать – может это способствовать... э-э... гипнотическому внушению?
И всякий раз после этого он вспоминал то, что произошло после странного разговора в ванной. Ему предложили несколько раз глубоко вдохнуть – объяснив это тем, что в его нервном состоянии это лучший способ взять себя в руки – после чего все трое вышли из ванной и президент почувствовал, как руки корейца сомкнулись вокруг его пояса, пожилой азиат с неожиданной легкостью приподнял его. Он лишь ощутил легкий приятный аромат, исходивший от кимоно Чиуна – настолько тонкий, что временами и он казался президенту галлюцинацией.
Они двигались, не издавая ни единого звука; их поступь была более неслышной, чем сама тишина. Оба словно стали бесплотными – так что когда они приблизились сзади к одному из охранников Службы, он продолжал неподвижно стоять, ни сном, ни духом не подозревая об их присутствии. Странное чувство – находиться в двух шагах от человека, абсолютно уверенного, что позади него никого нет.
Движения президент не видел – он заметил лишь, как шевельнулись складки кимоно Чиуна в том месте, где должна быть рука, и в следующую секунду голова охранника бессильно упала на грудь, как будто его ударили по затылку чем-то тяжелым. Подхватив стража под мышки, Римо усадил его на стоявший рядом стул.
– Вы ведь не убили его? – с беспокойством спросил президент.
– Да нет, – мотнул головой Римо. – Минут через пять он очухается и подумает, что заснул на посту. А теперь – ш-ш! Тихо! В этом зале полным-полно ушей и гляделок – все ваши электронные дела!
Президенту все больше казалось, что он видит сон, в котором его влекут по миру тишины две беззвучных, невидимых тени; но в этом мире тишины стали вдруг слышны звуки, недоступные человеческому уху при свете дня, – жужжание, скрежет, попискивание таинственных механизмов. После он спрашивал специалистов, какие именно устройства были установлены в этой части здания. Оказалось – скрытые камеры на шасси, снабженных мотором. Нет, вычислить их по звуку нельзя – на расстоянии двадцати ярдов шум моторчика кажется комариным писком.
– Это вот таким – «зз-мм-бип»? – уточнил президент.
– Да... Но сэр, для того чтобы это услышать, нужно приложить ухо к самому корпусу, а чтобы приложить ухо к корпусу, придется как минимум взломать стену.
Они двигались дальше, все так же ничем не нарушая молчания, иногда замедляя шаг, словно наблюдая за игрой в загадочном представлении, где их – единственных зрителей – не видят актеры. У поворота коридора, отмеченного большой аркой с позолоченным орлом – за пределами Белого дома это сооружение могло бы показаться верхом нелепицы – они остановились. Покрывавшие стену обои с портретом какого-то генерала времен американо-мексиканской войны с треском лопнули, за ними, словно свежая рана, открылась трещина в деревянной панели; с рваных краев сыпались чешуйки отставшего лака – точно таким крыли дерево в старых домах на родине президента, в Джоржии; сейчас их, конечно, давно уже перестроили, но он помнил.
Шагнув в открывшийся длинный пролом, президент вдруг почувствовал, что трещина смыкается за его спиной. Он стоял один в душной, кромешной тьме ниши... и тут стена пошла на него, сжимая, сплющивая его тело, грудь сдавило, стало нечем дышать, а ниша становилась все более и
