– Нет, оно самое подходящее, – упрямо заявил Римо.
– Вот уж нет, – Чиун даже сплюнул. – Я отказываюсь играть роль гриба. Может, ты гриб, а я нет и никогда им не стану. Я согласился учить тебя, несмотря на то, что ты белый. И никогда не стыдился этого.
– Ты постоянно напоминаешь об этом, папочка.
– Ты сам начал этот разговор. Так вот: не придавая никакого значения тому, что ты белый, я передал тебе все свое знание, я поделился с тобой всеми секретами Синанджу.
– Ты просто не нашел в Синанджу более подходящей кандидатуры. Вот почему связался со мной. Поначалу ты собирался научить меня паре приемов, заработать на этом мешок золота и укатить домой. Но ты задержался, и я знаю почему. Ты увидел, что я именно тот человек, который может постичь ваше ремесло. Человек из нашего времени. Не из эпохи Мин или Фу или любой другой династии – от Персии до великих японских правителей. Человек сегодняшнего дня. Я. Единственный, кого ты нашел.
– Всегда старался не думать о том, что имею дело с неблагодарным белым. Я передал тебе то, что даровано от века одному только Дому Синанджу, – торжественно проговорил Чиун.
– И я прилежно учился и все постиг.
– Так как же тогда ты можешь называть наше ремесло... таким словом?
– Убийством? – спросил Римо. – Но ведь мы убиваем.
Чиун в отчаянии прижал руки к груди, Римо произнес-таки это мерзкое слово. Кореец отвернулся от взбунтовавшегося ученика.
– Убиваем, – повторил Римо.
– Неблагодарный, – сказал Чиун.
– Убиваем.
– Тогда почему ты это делаешь? – спросил Чиун.
– Делаю, вот и все, – ответил Римо.
Чиун всплеснул руками – очень изящными, с длинными ногтями.
– Понятно. Действие без всякого смысла. И как мне бедному теперь считать – ты что, делаешь это для Дома Синанджу или для меня?
– Прости, но...
Римо не дано было закончить фразу: Чиун заткнул уши. Пришло время оскорбиться по-настоящему, и Чиун так и поступил. Перед тем, как отойти к окну, из которого открывался прекрасный вид, на фоне которого его обида была бы еще заметнее, он произнес только одну фразу:
– Никогда больше не употребляй этого слова в моем присутствии.
Чиун уселся перед окном в позе лотоса, спиной к Римо и к самой комнате, голова в полном равновесии с безупречным позвоночником, на лице – сосредоточенное выражение безмятежного спокойствия, полный уход в себя. Да, это было величественное проявление обиды. Но в конце концов он Мастер Синанджу.
И только услышав, как захлопнулась дверь номера, Чиун вспомнил, что шеф КЮРЕ просил кое-что передать Римо.
– Я заеду в гостиницу, мне нужно повидаться с ним, – сказал Смит.
– С восхищением будем ожидать вашего появления, о, император, – пропел Чиун.
– Передайте Римо, чтобы он подождал меня.
– Ваши слова навечно запечатлятся в моем сердце, – пообещал Чиун.
– Могу я надеяться, что вы передадите ему мои слова?
– С той же точностью, с какой солнце возвещает весенним цветам о своем приходе, – заверил его Чиун.
– Это означает “да”? – поинтересовался Смит.
– Разве солнце восходит утром, а луна – ночью, о, император? – спросил в свою очередь Чиун.
Римо частенько поправлял корейца, говоря, что доктор Харолд Смит вовсе не император и сроду им не был. Он только возглавляет КЮРЕ. Смита и назначили на эту должность, объяснял Римо, потому что он не придавал значения званиям и никогда не стал бы использовать мощь своей нелегальной организации для самовозвышения. Слушая Римо, Чиун снисходительно улыбался, думая про себя, что со временем Римо повзрослеет и станет лучше понимать людей. Нельзя же всему научиться в один день.
– Значит, вы передадите ему мою просьбу сразу же, как только он придет? – осторожно осведомился Смит.
– Он услышит вашу просьбу прежде, чем увидит мое лицо, – пообещал Чиун и, повесив трубку, вернулся к более важным, с его точки зрения вещам, а именно – плакатам, клеймящим убийц-любителей.
И вот теперь, когда за Римо захлопнулась дверь, он вспомнил о поручении Смита. Но всем это было не так уж важно. Золото за службу регулярно доставлялось водным путем в Синанджу, и из-за непереданных поручений поток его не прекратится. Кроме того, Чиун всегда найдет, как оправдаться перед Смитом. Надо уметь ладить с императорами. Когда-нибудь и Римо научится этому.
Харолд В. Смит прилетел в Бостон, и в аэропорту ему стало плохо с сердцем. Во время Второй мировой войны его сбросили ночью на парашюте над Лиможем, и даже тогда он не ощущал себя столь беспомощным, как сейчас, держа в руках “Бостонскую газету”. Покупая ее, он вовсе не стремился ознакомиться с новостями, зная их раньше журналистов, он просто хотел посмотреть спортивную рубрику, чтобы узнать, как сыграла футбольный матч команда Дартмута.
Его худощавое с желтым отливом лицо разом побелело, и даже шофер заметил это.
– Все в порядке? – спросил он.
– Да, да. Конечно, – поторопился ответить Смит. Он поправил серый жилет своего серого костюма. Всю свою жизнь он имел дело с чрезвычайными ситуациями. Поэтому-то его и выбрали для этой работы. Но такого он не ожидал. Тем более – в газете.
Только тремя днями раньше Смит был в Белом доме и, говоря с Президентом, заверил его, что КЮРЕ – надежно законспирированная организация.
– Не сомневаюсь, вам известно, какой вой поднимет пресса, разнюхав что- нибудь про вас? – сказал Президент. – Особенно в мое правление. Им не важно, что не я заварил кашу.
– Безопасность, сэр, – для нас важнее всего, – заверил его Смит. – Знаете ли вы, как мы изначально обезопасили себя, выбрав исполнителя?
– Нет.
– Мы взяли обреченного человека. Его подставили не без нашей помощи и приговорили к смерти за преступление, которого он не совершал. Тут мы вмешались и устроили так, что он остался жив, и тогда уже занялись его подготовкой. И вот теперь человек, который нигде не значится живым, работает на организацию, которая тоже официально не существует.
– Но если его подставили, почему он не затаил на вас обиду?
– Затаил.
– И почему же тогда не порвал с вами?
– Такой уж он человек, – сказал Смит. – Поэтому на нем и остановились. Он патриот, сэр, и ничего не может с этим поделать.
– А старик? Тот, о котором вы говорили, что ему далеко за восемьдесят?
Президент не смог сдержать улыбки.
– Он, конечно, не патриот, – ответил Смит. – Во всяком случае, судьба нашей страны ему глубоко безразлична. Думаю, он и пальцем бы для нас не пошевелил, если бы золотой дождь иссяк. Но он привязался к ученику. Тот тоже любит его, как отца. Они всегда вместе.
