почувствуешь удар шарика, не падай, а завертись на месте. Представь, что тебя ударил кузнечный молот, а не пуля. На экране все должно выглядеть эффектно.
Пожав плечами, Римо подождал, пока Санни Джо отойдет в свое укрытие.
Санни был и в самом деле высок – не меньше двух метров ростом, и выглядел впечатляюще, несмотря на то, что руки и ноги у него были чрезмерно длинные.
Ему было, по меньшей мере, шестьдесят, но двигался этот человек, как будто был лет на десять моложе.
Согнувшись за камнем, Санни Джо прицелился. Раздался хлопок выстрела, и острый взгляд Римо на мгновение увидел несущийся к нему шарик. Римо напрягся, но сыграли роль многолетние тренировки – его учили уворачиваться от любых пуль, даже самых безобидных. Он инстинктивно отступил в сторону, а затем, чтобы скрыть свою промашку, завертелся на месте и рухнул на песок.
Подняв голову, Римо увидел, что Санни Джо, явно раздосадованный, уже спешит к нему.
– Что, черт побери, ты вытворяешь? – взревел он.
– Я крутился.
– Причем до того, как в тебя попала пуля! Я не заметил красного пятна.
Да что с тобой происходит? Нацелился на Оскара?
– Извините, – сказал Римо, отряхивая с одежды песок. – Попробуем еще разок?
– Ладно. Только на этот раз дождись, все-таки, пули.
Когда они снова разошлись по местам, над головами пролетело несколько вертолетов. Их стрекотание гулким эхом отдавалось в долине.
– Черт бы их побрал, – пробормотал Санни Джо. – Чувствую, снять фильм нам спокойно не удастся. Готов поспорить, это вертолеты с местной базы морских пехотинцев. Раздолбаи, которым нечем заняться, кроме как летать над съемочной площадкой. Наверно, спорят между собой, какая из маленьких черных точечек внизу – Бронзини. Идиоты чертовы.
– Рано или поздно, им это надоест, – предположил Римо.
– Конечно, если бы это были одни зеленые береты. А тут еще, чуть дальше на север, есть военный полигон, и авиабаза на востоке. Так что нам не отделаться от летающих туда-сюда истребителей до самой весны.
– Похоже, вы не слишком довольны своей работой.
– Работа? Черт, да я был на пенсии, пока не приехали эти япошки. Мне ведь за шестьдесят, парень. В кино есть шанс работать, только пока ты молод.
Так что я вернулся в резервацию, так сказать, доживать свой век. Но тут появился Бронзини, и попросил разрешения снимать на наших землях.
– Так это место – часть резервации?
– Да, черт побери. Бронзини использовал все свои связи, чтобы съемки, наконец, раскрутились. Местные власти буквально лизали ему пятки, и все шло отлично, пока он не наткнулся на вождя. Конечно, тот знал, кто такой Бронзини, однако и виду не подал. Сказал, что, помимо платы, они должны взять на работу меня. Я человек гордый, но эта профессия сидит у меня в крови, так что я не стал кочевряжиться и согласился. Может быть, что-нибудь из этого и выйдет.
– Вы не похожи на индейца.
– В наше время, если хочешь знать, мало кто сам на себя похож.
– А из какого вы племени?
– Ну, уж в школе вы точно такого не изучали. Мы практически вымерли. В племени меня зовут Санни Джо. У всех индейцев есть прозвища, а по паспорту мое имя Билл Роум. Но можешь звать меня Санни Джо, все так и делают. Только запомни, Санни, а не «Сони». Ну ладно, становись на место.
Римо отошел, и, на этот раз, услышав, как хлопнуло ружье, закрыл глаза.
Почувствовав толчок в грудь, он согнулся, упал, и прокатился по песку.
– Уже лучше, – крикнул ему Санни Джо. – А теперь, пускай попробует кто- нибудь из вас.
Никто из стоявших поодаль японцев не двинулся с места. Тогда Санни Джо подошел поближе, и, отчаянно жестикулируя, попытался донести до них свою просьбу таким способом. В конце концов, ему пришлось схватить одного из них за шиворот, и оттащить на нужное место.
Казалось, японец вот-вот лягнет Санни в живот – ему явно не нравилось, что его куда-то тащат. Тоже мне, неженка, подумал Римо. Отойдя в сторонку, он принялся наблюдать за репетицией, думая, что придется многому научиться, если он хочет выдать себя за профессионального каскадера.
Увидев, что профсоюз уже не пикетирует въезд на съемочную площадку в резервации, Бартоломью Бронзини был сильно удивлен. Интересно, имеет ли это какое-нибудь отношение к опрокинутому танку, лежавшему рядом со смятым в лепешку микроавтобусом, подумал он.
Поддав газу, Бронзини направил свой Харли-Дэвидсон в объезд, и помчался по дороге к лагерю. Тормозить перед палаткой продюсеров он не стал, вместо этого влетев на полной скорости внутрь и врезавшись в стол.
Бронзини успел соскочить с мотоцикла, прежде чем тот въехал в брезентовую стену палатки. Но никто не обратил ни малейшего внимания на треск порвавшейся ткани, в особенности Джиро Исудзу.
Перед ним было куда более устрашающие зрелище – искаженное гневом лицо Бартоломью Бронзини, «Бронзового» Бронзини, причем выражение этого лица не предвещало ничего хорошего.
– Что, черт бы вас побрал, здесь происходит? – проревел знаменитый актер.
– Пожалуйста, говорить в почтительном тоне, – попытался остановить его Исудзу. – Я ведь продюсер.
– Ты, чтоб тебе провалиться, отвечаешь за сценарий, а я хочу говорить с исполнительным продюсером!
– Это мистер Нишитцу. С ним нельзя говорить. Он в Токио.
– Что, у вас в Токио нет телефонов? Или он тоже не говорит по-английски?
– Мистер Нишитцу жить в уединении. Уже не молод. Когда съемки начаться, он приедет, и вы можете поговорить.
– Да? Ну, тогда передайте ему кое-что.
– С удовольствием. Что вы хотел сказать?
– Терпеть не могу, когда меня пытаются надуть.
– Надуть? Не знать слова.
– Обмануть. Так тебе понятнее?
– Пожалуйста, объяснить, – упрямо сказал Джиро Исудзу. Бронзини заметил, что тот не собирается уступать. Он почувствовал к Джиро что-то вроде уважения, и это заставило его если не успокоиться, то хотя бы сбавить тон.
– Я только что говорил по телефону с Куросавой.
– Это нарушение контракта. Вы не являться режиссером фильма.
– Неужели, Джиро, детка? – насмешливо проговорил Бронзини. – Да я такой же режиссер этого бреда, как и Куросава. Он даже и не слышал о «Красном Рождестве». Более того, он, чтоб его разорвало, вообще не совсем ясно представляет себе, что такое Рождество.
