И тут вдруг с радостным воплем в комнату ворвался Кула.
– Я нашел идола! Нашел идола без лица!
И монгол поднял золотую статуэтку, знакомую всем, кто наблюдал раздачу призов Академией.
– Это тот самый идол, о котором говорил бунджи-лама! – вскричал Чиун. – Тот самый!
– В самом деле? – удивилась Скуирелли.
– Это ваш идол? – строго спросил Лобсанг.
– Да, конечно, мой.
– Им была подперта дверь, ведущая в комнату с колодцем. Как будто это какая-нибудь ненужная вещь.
– Да, я подпирала этой статуэткой дверь. А что делать бедной девочке, когда у нее столько идолов!
– Он не похож на Будду, – заметил Лобсанг – Как его зовут?
– «Оскар».
– «Ос-кар»? Как он оказался в ваших руках?
– Да он у меня уже миллион лет.
И тут все вдруг заметили дым.
– Откуда этот дымок? – спросил Чиун.
– Из сундука старого бунджи-ламы! – воскликнул Кула. – Видишь? Бунджи- лама требует нашего внимания.
– Проклятие! – выругался Римо.
Монгол откинул крышку сундука. Изнутри вырвался столб вонючего дыма. Запах был такой, будто горит высохшая навозная куча.
– Что ты хочешь нам открыть, О Свет Угасший? – спросил Лобсанг у сморщенной мумии.
Но старый бунджи-лама, окутанный дымом, по-прежнему молча сидел. И вдруг его расшитое золотом одеяние вспыхнуло ярким пламенем.
– Старый бунджи-лама весь пылает! – воскликнул Лобсанг. – Он покидает нас. Что это может значить?
– Это значит, – сухо отозвался Римо, – что он горит.
Прямо у всех на глазах мумия почернела, съежилась и превратилась в груду закоптившихся костей и пепла.
Взорам присутствующих вдруг открылась золотая статуэтка без лица, с мечом в соединенных вместе руках.
– Смотрите! – закричал Кула. – Еще один идол без лица. Точно такой же, как и первый!
– Это знак, – изрек Чиун. – Бунджи-лама подтвердил, что идол истинный, магическим образом явив другого, точно такого же.
– Это правда? – поинтересовался Лобсанг у Скуирелли.
– По-моему, весьма убедительно, – усмехнулась та в ответ.
При этих словах Лобсанг Дром и монгол Кула простерлись ниц перед Скуирелли Чикейн.
– Мы твои слуги, о Свет, наконец-то Воссиявший! – воскликнули они.
Скуирелли Чикейн радостно завопила:
– Я – бунджи-лама! Я – бунджи-лама! Я так и знала, у меня такая потрясающая карма. Это даже лучше, чем выиграть в «Колесе фортуны».
– Она бунджи-лама, – недовольно хмыкнул Римо.
Актриса от радости танцевала по всей комнате.
– Вот будет новость для моих друзей. Вот будет новость для моей матери. Я бунджи-лама. И буду такой бунджи-ламой, какой свет не видывал!
– Вот уж поистине чудо, – прорычал Кула, смахивая с глаз слезу.
Приблизившись к мастеру Синанджу, Римо шепнул:
– Не хотелось бы нарушать всеобщее ликование, но это я спрятал «Оскара» в сундуке.
– Я знаю.
– Откуда?!
– Потому что заметил, как вытянулось твое бледное лицо, когда ты увидел статуэтку.
– Погоди минуточку. Ты хочешь сказать, что вывел всех из комнаты, потому что знал, что я спрячу статуэтку?
– Да.
– Почему же ты не указал на нее сам?
– Потому что я указал на все остальные знаки. Пора было выступить кому- нибудь другому.
– А как насчет второй статуэтки?
Чиун пожал плечами.
– Иногда боги улыбаются дважды за один день.
– Прекрасно. Выходит, я помогаю тебе в твоих обманах.
– Никто ни к чему тебя не принуждал.
– Что будем делать раньше?
– Праздновать великое событие. Наши буддийские друзья наконец-то нашли свою затерявшуюся верховную жрицу, – произнес Чиун.
– Похоже, верховная жрица уже празднует свою великую удачу. – Римо кивнул на Скуирелли Чикейн. Присев на корточки, она, как стареющий битник, отбивала барабанную дробь по лысой голове Лобсанга Дрома; тот, впрочем, не жаловался.
– Итак, – начала актриса, удобно устраиваясь на диване, – расскажите мне о бунджи-ламе. Какова я была? Кто были мои возлюбленные? Любила ли я тогда вишни в шоколаде?
Все сели на полу в кружок, в позу лотоса. Служанка подала им тофу[20] и морковный сок. Скуирелли уплетала за обе щеки замороженный персиковый йогурт.
Римо отсел в сторонку, потому что ему не нравилось, как на него поглядывает актриса. Если бы за похотливый взгляд давали срок, она получила бы на полную катушку.
– Не важно, кем вы были, – произнес Лобсанг. – Важно, кем вы отныне станете.
– Да?
– Вы бунджи-лама.
– Вы хотите сказать, что я была бунджи-ламой? Но ведь лама – это животное. – Скуирелли хмуро взглянула на свой йогурт. – Я видела целое стадо, когда в последний раз была в Перу От этих животных пахло еще противнее, чем от мокрых овец.
– О Свет Воссиявший! Вы были бунджи-ламой во времена минувшие и теперь вновь возродились. Вы всегда были бунджи-ламой и всегда будете бунджи-ламой, пока наконец не обретете духовное совершенство и круг ваших перерождений не замкнется.
Проглотив йогурт, женщина покачала головой:
– Я вас не понимаю. Как я, Скуирелли Чикейн, могу быть бунджи-ламой?
– Теперь вы уже не Скуирелли Чикейн, – объяснил Лобсанг, – а бунджи- лама.
