— Ну что же, — вождь задумчиво покачался на пятках, — продолжайте, товарищ. Не буду вам мешать. А птица у вас великолепная. Замечательная птица. Простая, народная пичуга без интеллигентских изысков и буржуазной демагогической фанаберии. Мудрая птица. Ворона, кажется. Я прав?
— Гляди-ка, орнитолог к нам пожаловал, — посмотрев на вошедшего, удивилась ворона. — Специалист!
Аксакал перестал качаться, выронил книгу, кивнул и вежливо улыбнулся.
— Я, пожалуй, пойду. Работайте, товарищи. Если меня будет искать товарищ Тайгер, я у себя. Прилягу. Как-то мне сегодня не по себе.
— Не волнуйтесь, товарищ Аксакал. Я, конечно, передам товарищу Тайгеру, что вам нездоровится, — сказала Виолета Макаровна, делая вороне знаки тряпкой.
— Да-да, именно Тайгеру. Он в случае чего… Надежный, преданный делу товарищ. Матерый человечище, — с некоторым трудом выговорил Аксакал, поднимая «Мадам Бовари» в плюшевом переплете.
— Погодь, Макаровна. Ты меня в правах не ограничивай, — отмахнулась крылом от тряпки ворона. — Хочу спросить специалиста. Вот когда меня нет, я где?
Аксакал сдул с «Мадам Бовари» соринку, вздернул бороденку и почесал под ней горло.
— Можете передать товарищу Тайгеру симптомы: удушье, бред, потеря аппетита. По-видимому, дает себя знать титаническая работав условиях строгого подполья и дефицита времени. Конспирация, знаете ли… Ну, вы понимаете, товарищ Виолета. Надеюсь, товарищ Тайгер отыщет врача в нашем коллективе.
— Душно ему, врача ему, — проворчала ворона. — Ты не симулируй, орнитолог. Ответь толком. Где размещаются фантомы? Понял меня? Я тебя об фантомах спрашиваю, трудоголик титанический.
Аксакал посмотрел на ворону, потом на «Мадам Бовари», потом на Виолету Макаровну.
— Она не простая птица, товарищ Аксакал, — виновато объяснила дама со шрамом, — она плод. Понимаете? Она плод фантазии моего прадеда алхимика.
— Вот как? — заинтересовался Аксакал. — Ваш прадед, товарищ Виолета, был алхимик? Надеюсь, вы не скрыли этот факт от товарищей?
— Он у ней еще магом и герцогом был, — дополнила птица. — Но это без разницы. Помер он. Давно уж помер. Прокололи его шпагой на дуэли. Я тебя об другом спрашиваю. Я об фантомах интересуюсь.
— Как это? Вы о чем, гражданка ворона? Что значит прокололи?
— То и значит. Хрясть и насквозь! Понял, нет?
— Ну, эту деталь в анкете можете опустить, — подумав, разрешил Аксакал. — Но вот социальный статус предков…
— Да что ты все заладил о предках? Ты про фантомов объясни, если понимаешь. Или ты без понятия?
— Ну, отчего же? — нахмурился Аксакал. — Фантом? Фантом — термин в философии популярный. Это нечто нематериальное, кажущееся, иллюзорное. Проще говоря, миражи ничего более. В труде предвестника социальных бурь господина Гоголя «Мертвые души» выведен некий обобщенный образ мечтателя Манилова, который…
— Это я мираж? — спросила ворона с угрозой. — А ежели я тебя сейчас в плешь клюну, кто я тогда буду?
— Как это клюнете? Я протестую! Такая форма дискуссии неприемлема в интеллигентном обществе. И должен заметить, если уж вы, гражданка, называете себя фантомом, вы и ведите себя соответственно. Для достойных представителей вашего вида материальная агрессия противоестественна. Фантомы не клюются. Маниловщина физически безвредна. А в социальном плане даже и полезна. Полагаю, что утопия продуктивна, поскольку позволяет прогнозировать тенденцию эволюции общественных процессов. — Аксакал сделал лекторскую паузу, — Вам понятна моя концепция, товарищи?
Дама со шрамом глубокомысленно закивала, делая умоляющие знаки вороне. Птица раскрыла было клюв, но, глядя на даму, не издала ни звука.
— Ах, как вы поучительно излагаете, товарищ Аксакал! — восторженно улыбнулась Виолета Макаровна. — Вас надо стенографировать и стенографировать для пользы поколений.
— Скажите, товарищ Виолета, а вы уверены, что гражданка ворона действительно является фантомом? — с подозрением глядя на птицу, спросил Аксакал. — Не преследует ли она некую политическую цель, выдавая себя за мираж? Если она намерена, усыпив бдительность, внедриться и подорвать сплоченные ряды изнутри, то…
— Куда внедриться? Что мелешь, конспиратор? — не выдержала гражданка ворона. — Гляди! — Она исчезла и появилась через пару секунд. — Ну?
— Убедительно, — согласился Аксакал. — Временное исчезновение комплекса моих ощущений подтверждает вашу иллюзорность. Вы доказанный фантом. Верю, но прошу правильно понять причину моей подозрительности.
— Да мне до фонаря твоя подозрительность, — вскипела ворона. — Ты нам доподлинно объясни, где я бываю, когда меня нет?
— А сами вы как считаете? — хитро прищурился Аксакал после продолжительного раздумья. — Самим размышлять нужно, друзья мои. Самим, непременно самим, нужно осмысливать окружающую вас действительность. Наблюдать, анализировать и делать выводы. И, разумеется, изучать классиков. Могу рекомендовать Беркли, Канта, Юма и меня, пожалуй. Вам понятна моя позиция в данном вопросе, товарищи?
Сказав это, председатель властной тройки прижал к груди «Мадам Бовари» и выскользнул из гостиной.
— А нигде я не бываю! — вдруг сообщила ворона Виолете Макаровне тоном Ньютона, открывшего закон притяжения после намека яблока, упавшего ему на академические букли. — Совершенно нигде! Я бываю только, когда бываю, а когда не бываю, то и нет меня нигде. Тебе понятна эта… как ее… концепция?
Виолета Макаровна сделала умное лицо, кивнула и твердо сказала: — Нет.
— Вот я и говорю, что дуреха. Не тянешь ты на мыслителя. А прадед твой был покруче всех этих Кантов и Юмов, вместе взятых. Куда гены подевались в процессе мутаций? — с риторической горечью вопросила ворона. — Ладно, вернемся к нашим… Ну, про баранов не буду, чтобы не отвлекать. Я что хочу сказать. Внимай старательно! Внимаешь? Так вот, твой прадед Великий Герцог Тосканский оставил тебе клад на этой горе. Уразумела? Вот и умница. Место тайное покажет тебе этот ваш, который дочку птахами ни в чем не повинными кормит. Он там дуриком пуговицу нашел. Ну, все! — Ворона облегченно каркнула по- птичьи. — Притомилась я за эти годы. Это какое ж терпение нужно, чтобы за полтора века никому не трепануть! Ты хоть понимаешь эту концепцию?
Приснившаяся ворона оказалась права. На ветхой одежке Фома Кузьмич нашел еще семь золотых пуговок. Сидя на раскладном парусиновом креслице в тени дерева, чудом сохранившегося среди сорных отвалов, он радостно пересчитывал их, беззвучно шевелил губами и планировал новую жизнь. А рядом со счастливым обладателем ценных пуговиц, около засохшего куста сирени, на самом солнцепеке, защищенная от яростных полуденных лучей лишь куцей артековской панамкой, маялась, не зная, как приступить к разговору, Виолета Макаровна. Так ничего и не придумав, она подошла к счастливцу.
— Вот говорят, вы, Фома Кузьмич, пуговицу нашли? Фома Кузьмич поспешно спрятал золото в карман, нахмурился и строго посмотрел на собеседницу.
— А кто говорит-то? Нечесаный старик, который срок мотал за незаконные гешефты? Врет! А вам, Виолета, нужно не сплетни безумные слушать, а беззаветно служить обществу на доверенном вам посту. Слышал, товарищ Аксакал слег. Доктора ему необходимо отыскать хорошего, а то ведь, не приведи Господь, загнется идеолог. Как без него? Нельзя нам теперь без теоретика. Что будем жрать, когда бычки покончаются? Хорошо, если что-то калорийное нам на помойку выбросят. А если нет?
— Федор книжку банковскую у старухи нашел, на ней бешеные деньжищи лежат.
— Так даст ли банк старухины деньги лупоглазому ментяре? Не даст. То-то и оно, что добром нипочем не даст. Силой нужно брать, штурмом. А как штурмовать банк без теории? Ищи врача, Виолета! Есть тут в
