наполнило его душу страхом. Лицо Чиуна было искажено кошмарной гримасой. Он неистово молотил руками и ногами, словно пытаясь отогнать от себя зеленое сияние.
Зеленый свет окутал его со всех сторон, и, прежде чем потерять сознание, Римо почувствовал, как внутри у него все сжало, а к горлу подступило содержимое желудка.
А еще он успел подумать, как ненавистен ему теперь зеленый цвет.
Доминик Парилло почувствовала, как ослабла хватка мужчины, и к ней тотчас вернулись профессиональные навыки. И весьма вовремя.
Она отпрянула в сторону, чудом увернувшись от мерзкой струи блевотины, состоявшей из риса и маленьких кусочков рыбы.
На лице Римо появилась испуганная мина, и он повалился на землю, ткнувшись носом в свой обед.
Доминик оглянулась и увидела старого корейца, который слепо шагнул вперед, исторгая из себя молочно-белую кашу.
Поскользнувшись на траве, Чиун упал и замер.
Француженка нагнулась и стала шарить по земле своими цветнослепыми глазами, разыскивая пистолет.
Пока она занималась поисками, из кузова фургона, тяжело ступая, вывалилось какое-то существо.
Женщина чуть не упала в обморок от страха и подозрения. Сначала ей казалось, будто ее испуг вызван тем обстоятельством, что два грозных американских агента (а Доминик в этом нисколько не сомневалась) пали жертвой неведомой силы, которую она была не в состоянии постичь.
Тем не менее, страх вскоре исчез, а подозрение переросло в уверенность.
– Вы – Дядя Сэм, – выдохнула Доминик, глядя на того, кто приближался к ней широкими шагами.
– Почему ты не валяешься мордой в блевотине? – раздраженно пророкотало в ответ.
Левый глаз неизвестного вспыхнул мертвенно-серым светом. Глаз был искусственный, а свет напоминал пульсирующие вспышки стробоскопа. Мужчина подходил все ближе и ближе, нацелив на женщину свой глаз, похожий на смертоносный лазер.
Наконец Доминик поняла. Глазом действительно служил лазер, который не сжигал, но был способен заставить крепких мужчин исторгнуть содержимое желудков и, потеряв сознание, повалиться в лужу собственной рвоты.
Догадка поразила женщину, словно удар грома, и в то же мгновение пальцы ее нащупали внушавшую уверенность холодную сталь пистолета.
Она подняла оружие, прицелилась и взвела затвор.
Ее запястье стиснула огромная рука, состоявшая, как показалось Доминик, из металлических сегментов. И все же француженка нажала спусковой крючок.
Пистолет не выстрелил – его затвор был намертво зажат стальной рукой, которая вдруг зажужжала и стала сжимать свои пальцы с непреодолимой силой гидравлического механизма.
Доминик успела высвободить руку за секунду до того, как блестящий ствол пистолета издал явственный скрежет мнущейся стали.
– Mon Dieu!
– Француженка?
– Oui.
– Ненавижу поганых французов!
– Вы не Дьядя Сэм, который любиль весь человечество!
– Я люблю только деньги, – отозвался знакомый голос. Стальная рука выпустила пистолет и схватила женщину за волосы.
– Что вам нужно? – воскликнула Доминик, корчась от боли.
– Хочу задать вам один-единственный вопрос.
– Какой?
– Скажите мне честно и откровенно – за что вы так любите этого шута Льюиса и почему ненавидите моего Монго Мауса?
Глава 17
Первые данные по оценке ущерба, причиненного событиями в Кляксе, вызвали у Президента Франции серьезную озабоченность.
Это были аэрофотоснимки, сделанные с низко летящей «газели», оборудованной камерой с телескопическим объективом.
Фотографии легли на стол Президента, и он спросил:
– Эти люди мертвы?
– Мы не знаем, месье Президент.
– Что за жидкость вытекает из их тел? Кровь?
– Нет. У крови красный цвет.
– Что же это такое?
– Моча либо рвотные массы. Наши эксперты еще не дали определенного ответа.
Глава государства повертел снимки в руках и сказал:
– По-моему, это рвота.
– Может быть, оставим этот вопрос специалистам?
– Моча похожа на воду. А эта жидкость непрозрачная и напоминает кашу.
– Скорее – суп.
Президент пожал плечами.
– Вероятно, солдаты ели суп, а потом их стошнило.
– Специалисты разберутся, – равнодушно повторил секретарь. – Что будем делать?
– Нельзя бросить их там, словно игрушечных солдатиков. Это наши соотечественники! Мне больно видеть их красные береты, валяющиеся в грязи.
– Это асфальт.
– Грязь, асфальт – какая разница! Поруганная честь не разбирает названий.
– Надо как можно скорее все замять, пока американцы не пронюхали и не выразили протест.
– А что, из Вашингтона ничего не поступало?
– Пока нет. Но скоро поступит. Поэтому вам нужно действовать незамедлительно.
– Господи, и зачем я послушался этого паяца? – жалобно произнес Президент.
– О ком вы?
– О министре культуры.
– Не такой уж он и паяц. Министр культуры организовал движение против ненавистных франглицизмов, изгнал...
– Хватит. Довольно. Прикажите Иностранному Легиону взять Бастилию.
– Вы хотите сказать. Кляксу?
– Я хочу, чтобы дело завершилось до того, как позвонит этот паяц со своими жалобами! – раздраженно отозвался Президент.
