И несмотря на то что в Дартском замке вот уж скоро десятый день никто (кроме коварного мага) не вспоминает про блудного дракона, тем не менее он здравствует и все так же бодро продвигается запутанными вольхоллскими дорогами к неясной своей цели. А цель так же бодро отдаляется.
Поскольку Мулкебе отчаянно не хватает волшебных дорожных указателей, то в ход идут самые смелые, самые неожиданные идеи. Последний указатель, который видел экипаж «Белого дракона», оповещал всех лично заинтересованных о наличии ресторана быстрого обслуживания «Мак Доналдс» и о баснословном понижении цен на рожки с мороженым.
Про мороженое Дитрих вообще ничего не понял. Но объявление воспринял на редкость доверчиво и обратился к Хруммсе:
— «Мак Доналдс» — это севернее Белохаток или южнее?
— Западнее, — ответствовал карлик.
— Странно, — подал голос Вальтер. — Название какое-то нерусское. Я точно помню, что у янки есть песенка: «У старого Мак-Доналдса была своя ферма, и жили там уточки — кря-кря- кря, курочки — пи-пи-пи, коровки — му-му-му, овечки — ме-ме-ме…»
Минуты полторы-две все внимали песенке, пытаясь постичь смысл. Вальтер несколько увлекся и распевал про коровок, козликов, свинок и лошадок во весь голос.
— Хорошая песенка, — похвалил полиглот. — Только вы неправильно исполняете!
— Отставить! — взвыл Дитрих. — Майн Готт! Лучше уж петь про милого Августина. Впрочем, прошу учесть, что я выразился фигурально… Хруммса! Уточняю вопрос. Где в данный момент находятся Белохатки по отношению к нам и этому Мак-Доналдсу?
— У черта на рогах, — беззлобно отозвался переводчик. — Ваши Белохатки, майор, такое захолустье, что никто, как видите, не знает их месторасположения. Давайте проведем разведку, что ли, уточним у здешних жителей, не приходилось ли им слышать о Белохатках, а если да — то при каких обстоятельствах, когда и от кого.
— Делайте что хотите, — молвил печальный барон. — Но делайте что- нибудь. Иначе я заподозрю вас в саботаже и прикажу расстрелять в назидание остальным.
— Началось, — вздохнул Хруммса. — Все-таки не зря ваши предки — вандалы. Вас, немцев, хлебом не корми — дай вторгнуться куда-нибудь, влезть в войну, погромить, позверствовать. Ну расстреляете вы меня, а дальше что?
Морунген пристыженно молчал. Он уже привык к фиолетовому карлику и его бесконечной болтовне. И мысль о том, чтобы причинить ему какой-либо вред, казалась неприлично кощунственной.
— Это герр майор сгоряча и не подумав, — подал голос Ганс. — Отсутствие Белохаток действительно раздражает, а как подумаю, что нам скажут в Берлине…
— Я об этом и думать не хочу, — прогудел Генрих. — А ты, Вальтер?
— А я не хочу думать о том, почему горючее не заканчивается, — серьезно сказал Треттау.
— Эту тему не обсуждать! — приказал Морунрен. — От этого вообще свихнуться можно.
— Разумное решение, — одобрил его Хруммса. — Здесь вообще нужно как можно меньше задумываться, и все будет в порядке.
— То есть умом Россию все-таки не понять? — упавшим голосом уточнил Ганс.
— Россию — особенно, — подтвердил маленький полиглот. — О! Майор! Кажется, я вас могу порадовать.
Дело в том, что глазастый Хруммса не зря числился членом Союза наблюдателей. Во всяком случае, наблюдательности ему было не занимать. И именно он заметил в кустах на обочине дороги легкое шевеление. А вглядевшись пристальнее, обнаружил прячущегося человека.
Если бы здесь был Салонюк со своей командой, то он наверняка признал бы в этом нелепом существе родственника тех самых папуасов, которые совершили нападение на лагерь партизан.
Папуас трясся от страха, но убегать не собирался, а с интересом разглядывал грозный танк, высунув нос из густых зарослей.
Хруммса принял решение:
— Герр майор! Прикажите остановить танк! В тех зарослях есть человек!
Морунген приободрился и скомандовал:
— Клаус, стоп машина! Всем быть готовыми к бою!
— Начало так и располагает к сотрудничеству — буркнул себе под нос переводчик. А вслух закричал что-то на абсолютно непонятном Дитриху языке, обращаясь к прячущемуся. И жестами стал подманивать его поближе.
— Что это еще за тарабарщина?
— Местный диалект, не обращайте внимания. Судя по всему, это здешний житель, и возможно, он знает про ваши Белохатки.
Тем временем папуас храбро вылез из укрытия и двинулся навстречу танку.
Его смуглая кожа, резная палочка в носу, небольшой рост и юбочка из перьев и листьев произвели фурор в рядах немецких военнослужащих. Клаус не отрывался от смотрового отверстия и, не стесняясь в выражениях, комментировал увиденное. Вальтер Треттау (а мы неоднократно упоминали о его увлечении этнографией) судорожно соображал, каким образом житель каких-то тихоокеанских островов попал в самое сердце России, не отличающейся мягким климатом, как он выживает здесь в своих перьях и листьях и откуда у него такой загар.
Ганс и Генрих сугубо научными вопросами не задавались. Они просто хотели поспорить, знает ли это чучело о Белохатках, но спора не вышло, ибо оба были уверены, что не знает.
Дитрих сохранял выдержку и спокойствие.
— Спроси этого храброго воина, не партизан ли он, — приказал он Хруммсе. Затем подумал, что не лишне будет провести идеологически выдержанную линию, и добавил: — И знает ли он про Великую Германию и о том, кто такой Гитлер.
В принципе он бы не удивился, если бы этот папуас ничего не слышал ни про войну, ни про Гитлера со Сталиным, ни про то, что земля круглая. Дитрих даже не подозревал, насколько он близок к истине.
Но куда дубоголовому тевтонцу равняться выдержкой с придворным полиглотом Хруммсой? Совершенно спокойно, абсолютно серьезно, даже без намека на улыбку, тот перевел:
— Э… Авута чикамуса, ук амба снуп снуп? А! Муну ляпасом, ту тока Германия Гитлер эмпаса?
Ни тени удивления не отразилось на смуглом лице. Папуас переступил с ноги на ногу и обстоятельно ответил:
— Но муюба! Атрука мусуп. Чикамута тумпита ута ута. А, ляпасома мамота чоп, скрук скрук чамписа Хитлер, угунда каюка.
Тут даже невозмутимый Хруммса пришел в некоторое замешательство и обратился к майору:
— Он говорит, что партизан не знает, а вот Гитлера они съели еще в прошлом году.
Морунген мысленно перекрестился, радуясь, что соотечественники где-то далеко и ни один гестаповец не слышит сии крамольные речи. Когда он снова заговорил, в его голосе
