Спустя два часа невыспавшийся и злой курьер уже мчался во весь опор по дороге к Кассарии, везя в седельной сумке многостраничный доклад и портрет, написанный со слов давно умершего очевидца.
Действуй, пока никто не успел тебе запретить.
— Если маменька нас тут застукают, разразится жуткий воспитательный процесс, — предупредил брата Бакандор.
— А то я не догадываюсь, — фыркнул Милталкон. — Но ты воспрянь. Есть вещи, которые требуют жертв.
— Красота? — предположил Бакандор, недавно прочитавший модный журнал и до сих пор находящийся под впечатлением.
— При чем тут красота! Знания! Секреты, тайны. Загадки. Помнишь, что пишет Тапинагорн Однорогий: информация — залог победы. Войну выигрывает тот, кто лучше информирован.
— Ну.
— Вот я и раскопал кое-что. Сейчас покажу.
И Милталкон загремел какими-то железяками.
Они с братом забрались в святая святых — оружейную лабиринта, то место, где с незапамятных времен прекрасная Мунемея хранила доспехи своего обожаемого супруга, Гогила Топотана. На специальных крюках, вбитых в каменную стену, висели броня, кольчуга, поножи, наручи, широкий металлический пояс. Только два крюка пустовали — прежде здесь был знаменитый папенькин боевой топорик, но его взял с собой Такангор.
Детям строго запрещалось посещение оружейной в отсутствие маменьки, и Бакандор с Милталконом впервые нарушили приказ строгой родительницы, чьего гнева опасались даже отчаянные химеры и шальные кентавры.
Сейчас прекрасная Мунемея как раз отсутствовала Она собиралась пройтись по лавочкам, зайти в модную мастерскую и посмотреть последние журналы; затем посетить кабачок «На рогах», где ее ждали приятельницы, и завершить приятный и полезный день на почте. Мадам Горгарога в очередной раз потянула крыло, таская по Малым Пегасикам поздравительную открытку из Бангасоа, — тамошние демоны, как известно, пишут исключительно на каменных плитах, и «многостраничное дружеское послание» в их исполнении может поднять только исполин.
Мунемея хотела проверить, не пришло ли письмо от Такангора, а заодно получить свежий номер «Королевского паникера», в котором грозились напечатать интервью с ней. Не дождавшись представителя прессы, прекрасная минотавриха искренне желала прочесть статью.
Чувство юмора не позволяло ей огорчаться по этому поводу, но оно же не разрешало оставить «интервью» без внимания.
— Даже «Красный зрачок» не позволил бы себе такого вопиющего безобразия, — заявила она накануне.
«Красный зрачок» упорно занимал последнее место в ее личном рейтинге газет и журналов. Впрочем, «Королевский паникер» Мунемея тоже не слишком жаловала, хотя внимательно изучала его от корки до корки. Но самым любимым изданием, которое она повыписывала вот уж лет семьдесят, были, конечно, «Траво-Ядные новости» с их оптимистическим взглядом на жизнь, бесценными хозяйственными советами и милыми ребусами, которые так приятно решать на досуге.
Это мы к тому, что без свежей прессы Мунемея домой не явилась бы, и у любознательных сынуль оставалось в запасе немного времени.
— Влетит нам, — угрюмо повторил Бакандор.
— За такое можно и пострадать. Видал? То-то.
И Милталкон с усилием надавил на каменный выступ. Раздались дикий скрип и лязганье старых цепей. Посыпалась на голову земля. Испуганный паучок ринулся спасаться бегством. Глаза у Бакандора сделались размером с блюдце.
Стена слегка отъехала в сторону, и изумленному взгляду молодого минотавра открылась ниша, заплетенная паутиной. Там, в глубине, припорошенные пылью и каменной крошкой, тускло блестели доспехи — чуть поменьше, чем броня Гогила, но зато украшенные затейливой чеканкой и обильной позолотой, и стоял простой черный ларец.
— Посвети сюда, — приказал Милталкон, копаясь в глубине крохотной пещерки. — Вот, гляди.
И он торжествующе ткнул брату под нос элегантную дамскую латную юбку с дыркой для хвоста.
Дело о душе лорда Таванеля оказалось последним.
