Эшзег и Нокра шли днем и ночью, спали по три часа в сутки, на ходу ловили нелетяг, свежевали и ели сырыми, выплевывая только кости. Они добрались до плато неподалеку от столицы незамеченными. «Здесь», – сказал Эшзег, и Нокра принялся таскать камни. Когда их нашли, Башня поднялась уже на треть.
Король оставил им жизнь. Король дал им волю. Король дал им рабов, много рабов – и ни минуты отдыха, пока Первая из башен не была закончена. Да и потом отдыхать было некогда…
Никогда больше.
Инна очнулась в перекрестье взглядов всего машбюро. В руке у нее была докладная инспектора охраны труда о проведении плановых мероприятий, отпечатанная чисто, без помарок. Инна покраснела, побледнела, убежала в туалет и долго стояла у щелястого окна, вздрагивая от сквозняка и прижимаясь к горячей батарее коленками в колготках. Облупившиеся слои краски на батарее оставляли зацепки на новых колготах при каждом прикосновении, и она машинально отмечала беду – но не испытывала огорчения. Секретарша Лидия Ивановна зашла в туалет, спросила участливо: «Что с тобой, Дрючина? К врачу не надо? Ты, случаем, не беременна?» «Нет, нет, – очнулась Инна, – все в порядке, нет, нет…» Ей было зябко.
Ветер времени высвистывал годы из отрывного календаря, уносил прочь. Умерла бабушка. «Делу время, а потехе час, – распевала Пугачева. – Без меня тебе, любимый мой, лететь с одним крылом…» Страна переживала то, что позже назовут «гонками на лафетах». Новогодние «Голубые огоньки» сменялись «Рождественскими встречами». «Балет, балет, балет…» – слушали Пугачеву, «Соно итальяно…» – слушали итальянцев. Танцевали диско. Инна ушивала брюки, чтобы получились модные «бананы», копила деньги на джинсу-«варёнку». Братик пошел в школу. Казалось, всё быстрей крутились шестеренки времени, сучили ножками жуки-часовики, империю лихорадило странной лихорадкой под названием «перестройка».
Жизнь Инны тоже неслась вскачь. Она встречалась с Мишей, собиралась замуж за Петю, страдала по Вовке, бывшему однокласснику, отказала Славику, который Станислав, и согласилась на предложение еще одного Славика, который Вячеслав. Было ей не до печатных текстов. Но как-то перед днем рождения, застряв на пару часов в очереди за вином – очередь растянулась на два квартала, – чтобы не ловить на себе осуждающие взгляды прохожих бабушек, Инна уткнулась в случайную газету.
Еще за месяц до выпуска стали шептаться, что старый король совсем плох, что на церемонию вместо него прибудет наследник. Зера пожимала плечами, хмуро сводила на переносице крылья бровей – отстаньте, мол, не плодите суету, наследник так наследник… Лишь бы стояли Башни.
В один день, как по отмашке, долина Берага вскипела сиреневой пеной цветущих акаций. Всё утонуло в цветении – суровые корпуса Академии, торговые и жилые кварталы, ремесленные пригороды. Город притих и улыбался в счастливом ошеломлении, как невеста, которой вручили букет больше ее размерами. От нежного запаха кружилась голова, в цветках тоненько жужжали медовые мушки, прохожие что-то мурлыкали себе под нос, сами того не замечая.
Зере хотелось плакать. Именно сейчас, когда желанная цель – звание архитектора – была так близка, она вдруг поняла, что никогда они с Машем не поженятся. На самом деле – никогда. Зера узнала это чувство, хоть прежде никогда его не испытывала. То было шель-эарг, воспоминание о навеки несбывшемся будущем, и было оно пронзительным и безошибочным, не оставляющим и пылинки сомнения на чашах весов Владычицы судеб. Следовало пойти в храм милостивой Матери, благодарить и каяться, открыть сердце и поплакать вволю. Сдвинув брови, девушка направилась к Почтовой башне на холме. Старый почтарь взял с нее полукорону – недешевое удовольствие, придирчиво куснул монету, на глазах у Зеры обмотал запиской лапку ласточки и выпустил птицу в полет.
«Приезжай» – одно-единственное слово стояло в записке; остального Зера не могла объяснить, не умела.
Она не представляла, что они сделают, когда Маш приедет. Проговорят ночь напролет и расстанутся навсегда, горько рыдая? Бросятся друг другу в объятия и предадутся недозволенной любви на ветхих простынях ночлежки? Будут прокляты Старейшими и изгнаны далеко-далеко, дабы тень Башен никогда более не пала ни на них, ни на их потомков?
Маш не приехал.
Накануне того дня, когда Слава должен был забирать Инну из роддома, случился путч. Страна привычно вздрогнула от звуков «Лебединого озера», а после с восторженным ужасом следила у телевизоров, чем закончится сериал «Судьба президента», прямая трансляция с Фороса. Инне тоже было интересно, но смертельно хотелось спать. Катенька то плохо ела, то у нее болел животик, то еще что-нибудь было не так – а не спала она, кажется, вообще никогда. При первой возможности Инна роняла голову на подушку, на край стола, на угол детской кроватки – и засыпала. Ей мнились вчуже знакомые силуэты Башен, освещенные жарким оранжевым солнцем с фиолетовых небес.
Когда через полгода Инна впервые выспалась, а затем проснулась и осмотрелась, это уже была другая страна. На том месте, где стояла казавшаяся незыблемой империя, оказалась россыпь разных государств, вроде бы новых – или, наоборот, старых, не понять. Инна приняла новую страну как данность – как и то, что она больше не Дрючина, а Максимова, как талоны на сахар, которые надо было получать в ЖЭКе, как частые визиты педиатра, как подвальные видеосалоны… Вместо «Ну, погоди!» стали показывать «Том и Джерри», «синяя птица» в гастрономах обернулась «ножками Буша», родители развелись, Слава устроился в охранную фирму и стал неплохо зарабатывать, но начал пить.
Мама вышла на пенсию, Инна сдала ей на руки часто болеющую внучку, окончила курсы бухгалтеров и пошла на работу… Когда шеф предложил ей войти в состав учредителей, она не колебалась. Фирма называлась «Симбиот-ИХ», что бы это ни значило, и занималась чем попало – от заправки картриджей до издания душеспасительных брошюр. Одно время у них на балансе даже был списанный танк без башни, шеф потом продал его куда-то в Азию. Странно еще, что слона не было… во всяком случае, документы на слона через Инну не проходили. Дочь пошла в школу, Инна слетала отдохнуть на Кипр – без мужа, он как-то потерялся из ее жизни. Купили квартиру, оставшись без денег – и хорошо, что купили, потому что вскорости грянул дефолт, всю зиму питались картошкой, да еще клубничным конфитюром, десяток ящиков которого завалялся на складе с диких времен.
Пережили и дефолт, и последующую чересполосицу. Менялись президенты, ворвались в быт мобильные телефоны, жизнь стала немыслима без интернета, Инна развелась, вышла замуж во второй раз, снова развелась, затем в третий… Стала директором фирмы, окончательно превратившись в Инну Ильиничну – серый деловой костюм, серебристая иномарка, стильный ноутбук. Но принимая бумаги на подпись, сверяя накладные, пролистывая глянцевый журнал в приемной, взяв от скуки рекламный буклет в самолете, пробегая взглядом ленту новостей в компьютере, она была готова увидеть очередной обрывок истории иного мира. Сквозь значки чуждой письменности, так и не ставшие ей привычными – что не мешало им оказываться понятными, – проступали события жизни Маша и Зеры, их давних предков и далеких потомков.
Кусочки мозаики ложились на свои места; панорама была масштабной, картина – яркой, но неполной. Инна никогда не знала, какая часть саги явится ей. Некоторые моменты оставались в тени – например, она так и не узнала, был ли первенец Зеры сыном Маша, или то была лишь выдумка Динги Эшзег, прославившейся в веках сочинением трактата «Жизнь как цепочка
Как-то, читая перед сном модный детективчик в мягкой обложке, Инна Ильинична наткнулась на страницу из ее книги. «Судьба выбирает дороги, – писала Динга, – но идем по ним мы». Инна уже засыпала, взгляд ее бездумно скользнул по строкам, зацепился за фразу: «Если за поворотом жизни я встречу другую себя, я скажу себе «Здравствуй», а не «Прощай». Она попыталась сосредоточиться, но веки отяжелели, глаза закрывались сами собой. Последнее предложение на странице звучало так: «Жизнь твоя и моя, движение светил и полет мотылька – всё имеет смысл, пока…»
Пока – что? Инна попыталась перевернуть страницу, но поняла, что погружается в сон. Фраза осталась неоконченной, и бесполезно было стряхивать с себя дрему – проснувшись, она обнаружит на странице приключения бойкой сыщицы. Инна попыталась додумать окончание фразы сама, перебрала несколько вариантов – как связку чужих ключей: «…пока не доказано иначе»? «…пока мы любим друг друга»? «…пока стоят Башни»? Ключи не подходили.
Она заснула окончательно. И ей приснился сон.
