внешней стене. Вольфрам, натянув поводья обеих лошадей, поспешил к главной стене, пока там не закрыли ворота. Он понукал животных, заставляя их идти за собой. Обернувшись, он увидел, что Ранесса понуро бредет с опущенной головой, не обращая внимания ни на всклокоченные волосы, ни на суматоху вокруг.
— Эй, прибавь-ка шагу! Ты что, не слышала?
Ранесса подняла голову.
— Что? Слышала о чем?
— Орки! Они вот-вот подойдут к городу!
Смысла слов Ранесса не поняла, но шагу прибавила. Обоих путников без каких-либо расспросов впустили в город — карнуанцев теперь заботило нечто более серьезное, чем дворф и дикарка.
Над городом надрывно гудели колокола. Горожане бежали к стенам или взбирались на крыши своих домов, чтобы увидеть приближавшуюся угрозу. Вольфрам подобных желаний не испытывал. Ему уже доводилось видеть корабли орков с расписными парусами. Помнил он и другие их суда — длинные, гладко обструганные, с рядами весел, способных подыматься и опускаться с каким-то дьявольским изяществом.
В тот момент, когда Вольфрам и Ранесса оказались в городе, на Карфа-Лен упали первые шары самого страшного оружия орков — горючего студня.
Горючим студнем стреляли из катапульт, установленных на оркских кораблях. Это вещество, соприкоснувшись с чем-либо, воспламеняло все, способное гореть, включая и человеческое тело. Ужаснее всего, что оркский огонь было не затушить. Вода словно добавляла ему силы, и он разрастался вширь и вглубь.
Вольфрам проклинал судьбу. Появись они здесь каким-нибудь часом раньше, давным-давно ехали бы по Порталу. А теперь они заперты вблизи заградительной стены, и по ней орки наверняка ударят в первую очередь, чтобы расправиться с ее защитниками. Орки спустят лодки, отправят своих воинов атаковать город с суши, а в это время их корабли будут поливать Карфа-Лен огнем с моря.
В это мгновение ударили катапульты карнуанцев, надеявшихся увесистыми камнями потопить хотя бы один вражеский корабль. Вольфрам стал припоминать расположение городских улиц. Прежде всего орки обязательно нападут на гавань, поскольку заградительная стена не защищала водное пространство. Правда, вход в гавань перегораживали массивные, связанные друг с другом бревна и цепи, но такая преграда ненадолго удержит захватчиков. Хуже всего, что Башмачная улица находилась совсем рядом с гаванью.
— Надо выбираться отсюда! — прорычал Вольфрам, и хоть в этот раз Ранесса не затеяла с ним спор.
Он крепко держал поводья, ибо то там, то здесь вспыхивали пожары. Воздух помутнел от дыма. Лошади закатывали глаза, тревожно втягивая ноздрями запах гари и страха, разлитый в воздухе. Вольфрам старался идти рядом с лошадиными мордами, неустанно нашептывая успокоительные слова. Животные безропотно позволяли вести себя сквозь толпу, треск пламени и дым.
Улицы Карфа-Лена были запружены народом, но здесь, в отличие от Дункара, никто не паниковал. Каждый горожанин знал, куда ему бежать и что делать. Навстречу Вольфраму и Ранессе без конца попадались солдаты, спешившие на подмогу к стенам или тушить пожары, что полыхали в разных частях города. Из-за всего этого путешественники не шли, а ползли.
Дым и шум становились все гуще и громче. Вольфрам изо всех сил старался успокоить лошадей. Ему было не до Ранессы. Либо она будет держаться рядом, либо пусть пеняет на себя. С каждой минутой орки все ближе подступали к этому месту. Вообще-то орки довольно дружелюбно относились к дворфам, но едва ли можно рассчитывать на дружелюбие пиратов, прорвавшихся в один из городов своего заклятого врага — карнуанцев. Ведь карнуанцы посмели захватить их священную гору Са- Гра и многих орков угнать в рабство. Глупо рассчитывать, что в такой момент орки станут разбираться, где дворф, а где карнуанец.
Вольфрам свернул на одну из улиц и сразу же убедился, что дальше дороги нет. У него на глазах рухнул горящий деревянный дом, разметав фонтаны огненных брызг. Вольфрам повернул на другую улицу, начиная подозревать, что заблудился. Поскольку карнуанцы и дворфы всегда недолюбливали друг друга, Вольфрам никогда не задерживался в Карфа-Лене. Он знал основной путь до места назначения, и не более того.
Ранесса шла рядом, вцепившись рукой в гриву своей лошади. У Вольфрама не было сил говорить с нею. Дым ел горло и щипал воспаленные глаза. Руки дворфа саднило от напряжения. Он кашлял, смахивал с глаз слезы и упрямо шел дальше.
В конце следующей улицы путь им преградила цепочка людей, пытавшихся потушить пожар. Она тянулась от колодца до горящего дома. Руки быстро передавали наполненные водой ведра и одновременно принимали пустые, чтобы в конце цепочки их наполнили снова. Вольфрам шел, не останавливаясь. Если эти люди не пропустят его и Ранессу, он был готов прорваться силой.
На мостовую упал пылающий шар горючего студня, и на нескольких карнуанцах сразу же вспыхнула одежда и загорелись их тела. Побросав ведра, люди торопились убраться с пути огненного ручейка, зазмеившегося между камнями мостовой. Одни срывали с себя пылающую одежду, другие кричали от боли — огненные брызги прожигали дыры в живой плоти. Огненная змея подползла к старику. Не прошло и секунды, как на нем горело все и сам он горел заживо. Он кричал от боли и пятился назад, хватаясь руками за воздух.
Кожа несчастного мгновенно почернела. Она вздувалась и лопалась от жары. Его душераздирающие крики неслись по улице. Возле него металась какая-то молодая женщина, крича, что это ее отец, и умоляя помочь ему. Остальные смотрели на старика с ужасом и сочувствием, но никто не решался к нему приблизиться. Помочь ему было невозможно. Одно прикосновение — и горючий студень перетек бы на новую жертву, превратив и ее в живой факел.
Наконец один из цепочки, судя по деревянной ноге — отставной солдат, схватил кусок бревна, упавшего с горящего дома, и ударил старика по голове. Череп несчастного треснул, а сам он повалился на землю. Крики стихли.
—
Потом он бросил окровавленное бревно и подхватил ведро. Цепочка ожила. Люди осторожно обходили догоравшие остатки студня. Тело старика продолжало гореть. Его дочь немного постояла над ним с опущенной головой, затем вернулась в цепочку.
Вольфрам видел все это лишь мельком. От огненного ручейка, появившегося словно из ниоткуда, его лошадь испуганно встала на дыбы и так заметалась, что едва не вывихнула дворфу руки. Ему стоило немалых усилий удерживать обеих перепуганных лошадей и успокаивать их.
Наконец Вольфрам кое-как справился с лошадьми. Обессиленный, он обливался потом, пытаясь отдышаться. Но отдышаться в дыму значило еще сильнее наглотаться этой ядовитой смеси. Вольфрам закашлялся. Ранесса неподвижно стояла рядом и молча смотрела на происходящее.
— Чем стоять столбом, помогла бы мне сдерживать лошадей, — огрызнулся дворф, сумев наконец откашляться.
Ранесса обернулась и посмотрела на него так, словно он был где-то далеко-далеко, словно она стояла на вершине горы, а он — внизу, в долине. Или, может, она парила высоко в облаках, а он был песчинкой на берегу океана.
— Почему люди так относятся друг к другу? — зло спросила она.
— Ты что, совсем рехнулась? — у него уже не было сил кричать на
