Ведерко было деревянным. Морщась от боли, Рейвен потянулся к черпаку. Девушка внимательно смотрела на него. Подняв черпак, представлявший собой половинку пустой тыквы, он понюхал воду и с опаской попробовал. Вода была тепловатой, но не имела никакого привкуса и пахла только ведерком. Рейвен с благодарностью припал к черпаку, делая большие глотки. Когда он утолил жажду, девушка придвинула к нему миску.
— Мои боги рассердятся, если я буду есть человеческое мясо, — объяснил он.
— Я знаю, — ответила девушка, вновь опускаясь рядом с ним на корточки. — Мать рассказывала мне про людей. Я знаю, что они не едят своих соплеменников, даже если бы их мясо давало очень большую силу. Тааны считают это признаком слабости и смеются над людьми. Но наш бог говорит, что верования людей надо уважать, и потому тааны поступают так, как велит наш бог. Тебе бы они все равно не дали сильной пищи, поскольку ты раб.
Суп и в самом деле пах олениной. После того как Рейвена вытошнило, есть ему совсем не хотелось. Однако тело нуждалось в пище, и он заставил себя сделать глоток. В нем сразу проснулся голод, и он съел все, что было в миске. Пережевывая мясо, он спросил девушку:
— Тебя как зовут?
— Дур-зор, — ответила она. — А тебя?
— Рейвенстрайк.
— Ты не такой, как они.
Она бросила взгляд на дункарганцев, потом снова повернулась к нему.
— Я — из племени тревинисов, — сказал Рейвен. — Я был не один. Нас было много, тревинисских воинов. Ты не знаешь, что случилось с ними? Может, их тоже взяли в плен?
Дур-зор задумалась.
— Вряд ли. Наверное, все они погибли. Ку-ток и другие говорили о битве с настоящими воинами, а не со скулящими щенками вроде этих. — Она презрительно указала глазами на дункарганцев. — Крок говорил, что они убили очень-очень много врагов. Ку-току посчастливилось захватить в плен такого сильного воина.
Рейвен не скорбел о своих соплеменниках; они погибли достойно, как и подобает воинам. У него шевельнулся было лучик надежды: а вдруг кому-то из тревинисов все же удалось бежать? Но надежда почти сразу же угасла, ибо никто из тревинисов не побежит от врага.
— Ты называешь ваших воинов таанами, — сказал он, осторожно произнеся это слово. — Так называется весь ваш народ?
— Да.
— А ты, Дур-зор? — он с запинкой выговорил ее имя. — Ты же не таанка.
— Я — полутаанка, — ответила она.
— А вторая половина у тебя от кого?
— От людей.
Хотя глаза давно сообщили это Рейвену, он все еще не верил услышанному. Он покачал головой.
— Люди не скрещиваются ни с эльфами, ни с дворфами. Это так же невозможно, как дать потомство от змей. А тааны и люди… — Рейвен сердито посмотрел в сторону лагеря. — Как это может быть?
— Этого я не знаю, — ответила девушка. — Я только знаю, что сейчас это так и всегда было так. Тааны рассказывают, что очень давно в их мире, который называется Ильтшуц-стан, человеческие женщины-рабыни иногда рожали детей, не похожих ни на таанов, ни на людей. В Ильтшуц-стане полутаанов убивали, но здесь наш бог запрещает их убивать. Он говорит, что такие, как я, очень нужны, потому что мы умеем говорить и на языке таанов, и на языке людей.
— Значит, тааны не могут говорить на человеческих языках? — спросил Рейвен, подумав, что эти сведения стоит запомнить.
— Нет. Некоторые таанские шаманы понимают язык людей и умеют писать на нем. — Дур-зор показала на свой рот. — Рот таанов не позволяет им выговаривать человеческие слова, а у людей их рот не позволяет выговаривать слова таанов. Эльдерский язык — язык нашего бога Дагнаруса и многих людей, которые сражаются вместе с ним. И потому нужны те, кто может передать слова от одной армии к другой, чтобы их поняли.
Бог, говорящий на эльдерском языке, — мысленно произнес Рейвен. Как-то раньше он не задумывался о том, на каком языке говорят боги. Ему представлялось, что у богов вообще нет необходимости говорить. Они способны слышать слова сердца, песни души. Боги могут передать свою волю шепотом ветра или раскатами грома. Бог, низведший себя до человеческих слов, едва ли может считаться
— Дур-зор, что меня ожидает? — спросил он.
— Тебя вместе с другими ценными рабами отдадут нашему богу. За тебя наш бог даст Ку-току много замечательных подарков, которые поднимут его в глазах племени. По этой причине он тебя и не убил. То есть пока не убил, — последние слова она произнесла совершенно небрежно.
— А когда это случится? — настоятельным тоном спросил Рейвен, боясь, что это может произойти в любое мгновение и он не успеет отомстить за себя.
— Когда наш шаман решит, что пора праздновать день бога. В такой день мы делаем приношение нашему богу, и, если наши приношения ему угодны, он появляется среди нас. Тогда Ку-ток подарит тебя ему.
— И когда наступит день бога? Скоро? — спросил Рейвен.
Девушка пожала плечами.
— Может, скоро, а может, и нет. Мы не знаем. Все решает шаман.
Рейвену стало немного легче дышать. Значит, какое-то время у него есть.
— А что будет с ними?
Он указал на огороженный пятачок, где томились пленные дункарганцы. Оттуда доносились безутешные рыдания изнасилованной тааном девушки. Одна из женщин положила ее голову к себе на колени и пыталась хоть как-то успокоить.
— Женщин сделают рабынями в лагере, чтобы они родили новых полутаанов. Так угодно нашему богу. Мужчин оставят для военных забав, и, если они поведут себя храбро, тааны окажут им честь и съедят их мясо. Если же они умрут трусливо, их мясо выбросят собакам.
Рейвен запомнил эти слова.
— А твоя мать, Дур-зор? Что с ней? Она еще жива?
— Нет, но она жила дольше, чем многие рабыни, — с гордостью ответила девушка. — Она была сильной и родила много полутаанов. Знаешь, человеческие женщины обычно умирают, родив всего одного. Ее убили за то, что она непочтительно ответила воину. Мне тогда было восемь лет. Этот воин проломил ей череп.
Из лагеря донесся голос, прокричавший что-то невразумительное. Дур-зор оглянулась. По ее лицу пробежала гримаса страха. Девушка проворно вскочила на ноги. Не сказав Рейвену ни слова, она помчалась назад. Там она, вся сжавшись и съежившись, встала перед каким-то воином. Рейвен узнал в нем своего поработителя Ку-тока. Ку-ток ударил девушку по лицу, вероятно за то, что недостаточно быстро отозвалась. Она без единого звука снесла удар, приняв это как должное.
