оспаривать, ни подвергать сомнению решение Праведной Дочери Светоносного бога. Пещеры были приведены в порядок, убраны и освящены, а из остатков стен храма — сооружен мраморный саркофаг. Именно с этих пор, даже когда культ Паладайна достиг наивысшего расцвета — а эти дни были не за горами, — жрецов стали хоронить именно в подземном каменном лабиринте, который вскоре стал одной из самых почитаемых святынь на Кринне.
Пока же прихожане в молчании рассаживались вокруг руин храма. Ранние птицы, которые ничего не знали ни о смерти, ни о войне, ни о горе, а знали лишь то, что солнце встает и что они живы, наполнили воздух веселым, беззаботным щебетом. Первые лучи солнца позолотили вершины далеких гор, изгоняя отовсюду, в том числе и из людских сердец, печаль и мрак ночи.
Прощальную речь произнес только один человек. Это была Крисания, и никто не счел это неприличным. И дело здесь вовсе не в том, что молодая женщина по воле Элистана становилась его преемницей на посту Верховного Жреца, а в том, что она, как показалось жителям Палантаса, воплотила в себе всю их боль, их потери и надежды.
Говорили, что этим утром она впервые встала с постели, впервые с тех пор, как Танис Полуэльф на руках вынес ее из Башни Высшего Волшебства и доставил ко входу в Большую Библиотеку, где Эстетики и уцелевшие жрецы трудились не покладая рук, облегчая страдания раненых и умирающих. Довольно долгое время Крисания сама балансировала на грани жизни и смерти, однако ее вера и молитвы жрецов сохранили ей жизнь. Вот только зрение так и не вернулось к молодой жрице.
В то утро Крисания стояла перед жителями города, и ее незрячие глаза были направлены прямо на солнце, которое она никогда больше не увидит. Яркие лучи сверкали в ее длинных черных волосах, обрамлявших прекрасное лицо, на котором ясно видны были глубокая вера и сострадание.
— Я стою в темноте, — сказала Крисания, и ее чистый, нежный голос зазвучал над толпой вместе со звонкими песнями жаворонков, — но я чувствую на своем лице тепло и знаю, что стою лицом к солнцу. И я вижу солнце, хотя мои глаза навеки покрыл мрак. Способность видеть может утратить и тот, кто слишком долго глядит на солнце, и тот, кто слишком долго живет в темноте. Элистан учил нас, что смертные не должны жить только на ярком свету или только во тьме, они должны переходить из тьмы к свету и обратно. Если мы будем не правильно пользоваться и тем и другим — а ведь тень и свет есть великий дар богов, — то потери и смерть неизбежны, однако и день и ночь способны вознаградить любого так щедро, как это только возможно. Мы все прошли через испытания кровью, мраком, огнем… — Тут ее голос сорвался, а те, кто стоял ближе других к Крисании, заметили на ее щеках слезы, но жрица взяла себя в руки и продолжала все тем же уверенным и спокойным голосом:
— Мы с честью выдержали эти испытания, как некогда выдержал их Хума, хотя наши потери неисчислимы, а утраты столь горьки, что мы еще долго будем скорбеть и оплакивать ушедших. Но жертва была не напрасной. Мы стали сильнее, мы укрепились в сознании того, что наш дух может подчас сверкать ярче и чище, чем звезды на небе.
Кто-то, ведомый Черной луной, может выбрать себе тропу тьмы, кто-то предпочтет ходить дорогами света, но и тот и другой путь каменист и опасен, и лишь рука друга, слова ободрения помогут вам осилить нелегкую дорогу.
Способность любить бесконечно, способность сострадать, заботиться о других даны каждому из нас — дарованы щедрыми богами представителям всех рас и народов Кринна…
Крисания немного помолчала.
— Наш город погиб в огне, — проговорила она мягко. — Мы потеряли многих из тех, кого любили, и, возможно, жизнь может показаться кому-то слишком тяжким бременем. Но помните — стоит протянуть руку, и ваших пальцев обязательно коснется чья-то теплая рука, которая протянется вам навстречу. Только вместе с кем-то близким сможете вы обрести силы и надежду, необходимые вам, чтобы идти дальше…
После церемонии жрецы в белоснежных мантиях отнесли тело Элистана к месту его последнего упокоения, а Карамон с Тасом отправились на поиски Крисании. Они отыскали ее среди развалин храма:
Крисания стояла, опустив руку на плечо молодой жрицы, которая стала ее поводырем.
— Тут пришли двое, — доложил ей послушник, — и хотят видеть Посвященную.
Крисания повернулась и протянула вперед руку.
— Позвольте мне дотронуться до вас, — сказала она.
— Это я, Карамон, — неловко начал гигант. — И еще…
— Я… — подавленно пискнул кендер.
— Вы пришли попрощаться, — улыбнулась Крисания.
— Да, мы уезжаем сегодня, — кивнул Карамон, беря ее тонкие пальцы в свои.
— Поедете прямо в Утеху?
— Нет…не совсем. — Карамон слегка замялся. — Сначала мы с Танисом отправимся в Солантус. Потом, когда…когда я снова почувствую себя самим собой, мы воспользуемся магическим устройством и оно перенесет нас в Утеху.
Крисания слегка сжала его руку и заставила Карамона приблизиться.
— Рейстлин обрел покой, — сказала Крисания тихо. — А ты?
— Да, госпожа, — решительно и уверенно ответил гигант. — Наконец-то я смогу жить в мире с самим собой. — Он вздохнул. — Просто мне нужно поговорить с Танисом и разобраться в своей прошлой жизни, привести в порядок события и мысли. Кроме того, — Карамон сильно покраснел, — мне нужно узнать, как строят дома. Когда я строил наш дом, я постоянно был пьян и не имел никакого представления о том, что и как делают мои руки.
Гигант посмотрел в лицо молодой женщине, и она, почувствовав его взгляд, которого не могла видеть, улыбнулась и слегка порозовела. Увидев эту улыбку, увидев мокрое от слез лицо Крисании, Карамон прижал ее к себе.
— Прости… — прошептал он. — Как бы мне хотелось, чтобы я мог избавить тебя от всего этого…
— Нет, Карамон, — ответила молодая женщина. — Я вижу, и вижу ясно, как и обещал Лоралон…
С этими словами она прижала руку Карамона к своей щеке и поцеловала ее.
— Прощай, Карамон. Пусть Паладайн благословит тебя…
Тассельхоф громко шмыгнул носом.
— До свидания, Криса… то есть я хотел сказать — Посвященная, — сказал он жалобно, неожиданно ощутив недостатки своего малого роста и оттого почувствовав себя одиноким и несчастным. — Мне очень жаль, что я устроил такую кутерьму…
Крисания не дала ему договорить. Она протянула руку и, положив ее на голову кендера, пригладила его непослушный хохолок.
— Многие из нас, Тассельхоф, — сказала она, — ходят тропами или дорогами тьмы, и лишь немногие избранные обладают собственным светом, который разгоняет мрак и заставляет ярче сиять все краски дня.
— Правда? Должно быть, это очень нелегко — обладать таким светом. Что же это может быть? Наверное, факел, — предположил Тас. — Свеча слишком мала, к тому же тающий воск всегда капает на ботинки тем, кто ходит со свечой в руке…Скажи, как ты думаешь, смогу ли я когда-либо встретить кого-нибудь из тех, о ком ты говоришь? — с интересом закончил он.
Крисания улыбнулась:
