поражения.
У брата Майкла была собственная тьма, как он считал, — его любовь к Николь. Она была отнюдь не такой чистой, светлой и святой, как ему хотелось. Слишком сильно было туманящее голову желание обладать девушкой: обнять ее и впиться в губы жарким поцелуем, распустить узел волос и ощутить их шелковистый водопад…
— Я понимаю, — мягко произнесла Николь, — я тоже ношу красивое платье, когда люди голодают, но, с другой стороны, я так замучилась чинить и штопать его. — Она утомленно провела руками по изношенной и латаной ткани. — Может, мы не правы, Николас? Возможно, это греховная гордыня — хотеть сохранить наши земли… Возможно, мы должны отдать все церкви… ведь так хочет Паладайн. А если этого желает наш Бог…
— Нет, — твердо сказал Николас. — Я не уверен в том, что это желание Паладайна, а не Короля-Жреца и его Высокочтимых Сынов.
— Но почему?
— Потому, миледи, — откликнулся брат Майкл, — что Король-Жрец утверждает, будто знает помыслы Богов. Как подобное может говорить смертный?
— Ты служишь Мишакаль.
— Я следую законам Богини, выполняю ее заповеди. Но никогда не посмел бы заявить, что действую от ее имени, миледи.
— А разве неправильно хотеть избавить мир от зла?
Брат Майкл заколебался. Он сам дни и ночи проводил в размышлениях, но ответить на такой вопрос было непросто.
— А как дать определение злу, миледи? Слишком часто на это место подставляется тот, кто чем-то отличается от нас, или тот, кого мы не понимаем. Уничтожить всех магов? Но был великий маг Магиус, который бился рядом с отважным Хумой против Тьмы и был его самым большим другом. В местах, где я родился, около Кзак-Царота, живут кочевники, называющие себя Детьми Равнин. Согласно утверждениям Короля-Жреца, они варвары, но я никогда не встречал более щедрых и любящих людей. Они поклоняются всем Богам, даже тем, которые уже покинули Кринн. Когда кто-то заболевает, Дети Равнин молятся Мишакаль, но они просят и Моргиона убрать свою темную руку.
— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился Николас, — Моргиона и Темную Королеву давно выкинули прочь из нашего мира.
— Разве? — улыбнулся брат Майкл. — А чума и другие болезни тоже исчезли? Нет. И что мы говорим? Говорим: страдает недостойный. Но была ли недостойной ваша мать?!
Брат с сестрой замерли, переваривая неожиданную мысль.
— Ты намекаешь нам, брат Майкл… — протянул побледневший Николас, стараясь улыбнуться, — что нужно бросить вызов Королю-Жрецу? Подумай, прежде чем ответить. Как наш духовный наставник, ты окажешься в еще большей опасности, чем мы, если прибудет инквизитор.
Майкл ответил не сразу. Он сцепил руки за спиной и быстро заходил по залу, обдумывая каждое слово. Сестра подалась к брату, в волнении схватив его за плечо. Наконец брат Майкл повернулся к ним:
— Не делайте ничего. Пока. Я… я не могу объяснить, но у меня были странные видения в последнее время. Вчера вечером ко мне явилась Мишакаль, я ясно ее разглядел. Лицо Богини было печально, глаза полны слез. Она начала говорить что-то, но я не слышал… Потом она протянула ко мне руку и исчезла. Я буду молиться, чтобы она вновь посетила меня, и испрошу совета. Затем я смогу ответить четко и непреклонно.
Николас облегченно вздохнул, казалось, с его плеч свалилась гора. Николь робко улыбнулась Майклу:
— Спасибо, брат, мы верим в тебя.
Целитель почувствовал выступивший холодный пот, он не мог противиться ее обаянию, настолько Николь была прекрасна. На миг их взгляды пересеклись, и девушка смущенно покраснела.
— Николас, — быстро сказала она, — пора заняться тренировками с мечом, мне не терпится разучить новый прием.
Брат подошел к стойке с разнообразным оружием и снял тренировочные мечи.
— Да, пожалуй, ты права, надо размяться и выкинуть этого жирного жреца из головы.
Он перебросил ей оружие, и Николь ловко поймала его.
— Сейчас, только сменю платье на подходящий костюм, а то оно и так ветхое. Не стоит сопровождать нас, любезный целитель, — весело подмигнула она брату Майклу. — Я знаю, что даже тренировочный бой смущает тебя…
Она не любит его. Почитает и уважает, но не любит. Чего он мог ждать от нее? Как мог надеяться? Целитель, не воин… Как сияют ее глаза при рассказах о храбрости и доблести на поле битвы. В мечтах она видит смелого рыцаря, а не скромного жреца.
Близнецы весело убежали, смеясь и шутя, оставив Майкла одиноким и опустошенным. Вздохнув, он побрел в семейный Храм возносить молитвы…
— Ты знаешь, что тебе предстоит?
— Знаю, — прорычал вождь гоблинов. Он походил на человека больше остальных и, соответственно, был гораздо опаснее по сравнению с прочими. — Гони монету.
— Половина сейчас, половина — когда доставишь рыцаря. Живым!
— Мы так не договаривались. — Гоблин скривил рожу, казавшуюся еще более мерзкой при свете красной Лунитари. — Ты сказал — доставить рыцаря. Ты не говорил, что хочешь живого рыцаря.
— А зачем мне мертвый? — раздраженно бросил Акар.
— Не знаю, что делают маги с мертвецами, и не хочу знать, — усмехнулся гоблин. — Но живой рыцарь требует другой цены.
— Прекрасно, — нехотя согласился Акар и потянулся за черным бархатным мешочком с золотом.
Он отсчитал несколько кружков и протянул гоблину, который уставился на них с сильным подозрением.
— Они настоящие, — проскрежетал маг. — Чего вылупился, думаешь, исчезнут?
— Меня это не удивит, но вместе с ними исчезну и я. Запомни это. — Вождь торопливо затолкал награду в меховую сумку на поясе. — Завтра днем. Здесь.
— Да, здесь, — повторил Акар. Две тени разошлись в разные стороны и скрылись в окружающей непроглядной тьме…
Наступил рассветный час. Сон брата Майкла был неспокоен, и он неожиданно проснулся, услышав голос, позвавший его по имени. Целитель встал, тяжело дыша, и посмотрел в темноту своей маленькой комнаты без окон.
— Кто… Кто это?
Никакого ответа.
— Я нужен? Кто-то заболел?
Опять тишина.
Майкл опять прилег, говоря себе, что ему показалось и что надо снова уснуть. Он уже начал дремать, когда вновь услышал голос:
— Майкл… Майкл…
Целитель вновь сел, утомленный навязчивым сном.