спать.
Симкин послушно перевернул карту. При виде ее в глазах Джорама заплясали веселые огоньки.
— Две одинаковые карты! И как я сразу не догадался, что у тебя колода с фокусами! — с отвращением произнес Мосия. Но Сарьон заметил, что в голосе его прозвучало явственное облегчение, когда юноша увидел, как из взгляда Джорама исчезает дикое, полубезумное выражение. — Предсказатель будущего! Вот если ты вытащишь для себя карту шута, Симкин, я в нее поверю. Пойдем, Джорам. Спокойной ночи, отец.
И двое друзей отправились туда, где лежали их скатки.
— Спокойной ночи, — рассеянно отозвался Сарьон. Все его внимание было сейчас приковано к Симкину, в замешательстве взирающему на карты.
— Но это невозможно! — нахмурившись, заявил Симкин. — Я совершенно уверен, что когда я в последний раз видел колоду, она была совершенно нормальная. Я предсказал маркизу де Люсьену, что он встретит высокого, темного незнакомца. И он его встретил. На следующий день его арестовал Дуук-тсарит. Хм. Странно, очень странно. Ну да ладно.
Пожав плечами, Симкин набросил свой оранжевый шелковый платочек на колоду, побарабанил по ней и заставил карты исчезнуть.
— Эй, Лысый, вы собираетесь есть свой ужин?
— Что? А, нет, — отозвался Сарьон, качнув головой. — Пожалуйста, забирайте.
— Не могу смотреть, как еда пропадает. Хотя мне бы все-таки хотелось, чтобы Мосия проявлял больше уважения к старости, — сказал Симкин, подхватив миску и отправив в рот полную ложку варева. А затем, откинувшись на 6архатную подушку, принялся жевать с видом покорности судьбе.
Сарьон ему не ответил. Поднявшись, каталист побрел прочь, в темный угол. Завернувшись в рясу и в одеяло, Сарьон улегся на каменный пол и попытался устроиться поудобнее. Но заснуть ему не удалось. Перед его мысленным взором по-прежнему стояли карты, разложенные на каменном полу.
Третья карта снова изображала Смерть. Только на этот раз ухмыляющаяся фигура смотрела в другую сторону.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ДАРУЙ МНЕ ЖИЗНЬ...
Путешествие продолжалось, а вместе с ним и дождь — к несчастью Сарьона. Только теперь его невзгоды усугублялись еще и страхом, который все возрастал по мере того, как отряд приближался к своей цели, небольшому селению полевых магов, расположенному на границе с Внешними землями, на севере Дунама, примерно в сотне миль от моря. По меньшей мере раз в день Блалох обращался к каталисту за очередной порцией Жизни. Впрочем, сейчас он брал немного, только на защитные цели или на то, чтобы позволить своим людям подняться над лесом и разведать путь.
Но невзирая на незначительность этих просьб, Сарьон прекрасно понимал, на что они направлены. Это была дрессировка. Его приучали повиноваться, как раб повинуется голосу хозяина. Каждый приказ неизменно был чуть сложнее предыдущего, каждый требовал от каталиста чуть большего расхода энергии, и каждый отнимал у него чуть больше сил. И каждый раз холодные, бесстрастные глаза колдуна следили за ним из-под надвинутого капюшона, выискивая малейшие признаки слабости, колебаний или сопротивления.
Сарьон не знал, что стал бы делать Блалох, если бы его раб взбунтовался. Их путешествие по Внешним землям длилось уже месяц, и ни разу за все это время Сарьон не видел, чтобы чародей скверно с кем-нибудь обошелся, кому-нибудь грозил или хотя бы прикрикнул на кого- то. Дуук-тсарит не нуждался в подобных мерах воздействия. Уже само присутствие чародея вызывало у людей почтение, а его взгляд внушал каждому невнятный ужас. Чтобы участвовать в ночных карточных играх Блалоха — единственной его слабости, которой он предавался с неизменной страстью, — требовались либо изрядная сила духа, либо большое количество огненной жидкости. Некоторые просто не в силах были играть в карты часами напролет под бесстрастным взглядом этих голубых глаз. Сарьон не раз замечал, что люди начинали забиваться в тень, как только наступал вечер и Блалох тянулся за своей колодой карт.
Страдания Сарьона все усиливались, так же как и чувство вины, мучившее его. День за днем каталист ехал под дождем, склонившись почти к самой шее лошади. Ничто не нарушало монотонности тяжкого пути. Хотя бандиты не раз видели следы кентавров, отряд так ни разу и не подвергся нападению. Кентавры предпочитали ловить людей поодиночке. И уж конечно, они хорошенько бы подумали, прежде чем налететь на большой, хорошо вооруженный отряд. Однажды Сарьон заметил великана, внимательно глядящего на них поверх крон деревьев. Вид огромной лохматой головы не вязался с удивленными, по-детски круглыми глазами и с восхищенной улыбкой, с которой гигант взирал на эту кавалькаду крохотных существ, пересекающую его владения. Но прежде чем каталист успел сказать хоть слово или поднять тревогу, исполинская фигура исчезла. Сарьон, наверное, подумал бы, что глаза его обманули, но он чувствовал, как земля дрожала от великаньих шагов. Позднее он порадовался, что никому об этом не сказал, ибо люди Блалоха любили побахвалиться, рассказывая, как они охотились на этих больших, незлобивых и туго соображающих существ.
Единственной каплей меда в бочке дегтя для каталиста становились те несколько минут в день, которые он проводил в обществе Мосии. Молодой человек подъезжал к нему, чтобы перекинуться парой слов, чаще всего один, а иногда вместе с Симкином, когда от того не удавалось отделаться. Конечно же, Джорам никогда не составлял компанию другу, хотя Сарьон почти всегда видел его едущим неподалеку, на расстоянии слышимости. Но когда каталист попытался сказать об этом Мосии, то тот лишь встряхнул головой, быстро оглянулся и прошептал: «Не обращайте на него внимания».
Они были ничуть не похожи: высокий, сутулый, уже немолодой священник и красивый светловолосый юноша. Разговаривали они обо всем на свете, но начинали почти всегда со всяких будничных подробностей жизни в родной деревне Мосии, о которой снедаемый тоской по дому юноша готов был говорить бесконечно. Однако же затем разговор уходил дальше, и не раз Сарьон ловил себя на том, что уже рассказывает о своих занятиях наукой, о придворной жизни или о Мерилоне. И вот как раз в это время — особенно когда речь шла о Мерилоне или о математике (излюбленной теме каталиста) — Джорам неизменно подъезжал поближе.
— Скажите, отец, — голос Мосии был отчетливо слышен, невзирая на стук лошадиных копыт и звон падающих с ветвей капель, — а вот когда Симкин рассказывает про мерилонский двор... Ну, когда он упоминает всех этих герцогов, герцогинь, графов и все такое, он... ну, он их всех выдумывает? Или они и вправду существуют?
— Врет ли он? — пробормотал себе под нос Джорам, едущий следом, как-то странно улыбнулся, и глаза его вспыхнули. — Конечно же врет. Что, Мосия, ты все пытаешься уличить Симкина во лжи? Ну, давай, если тебе делать нечего. И не такие люди, как ты, потерпели неудачу.
— На самом деле этого я сказать не могу, — донесся до Джорама растерянный голос каталиста. — Видите ли, я нечасто бывал при дворе, и я... у меня очень плохая память на имена. Правда, некоторые и вправду кажутся знакомыми, но толком я вспомнить не могу. Я полагаю вполне возможно, что...
— Вот видишь? — произнес Джорам в спину Мосии.
