Он частенько отпускал такие вот комментарии по ходу беседы. Но всегда говорил при этом негромко, и участники разговора их не слыхали. Ибо Джорам никогда к ним не присоединялся, а если кто-нибудь из них оглядывался, он тут же принимался глядеть по сторонам.
Но он слушал, слушал внимательно и напряженно. За то время, что он прожил у чародеев, Джорам изменился. К Техникам он попал больным и изможденным, и логично было бы предположить, что юноша станет вести себя как всегда — то есть никого не трогать и ожидать, что и окружающие взамен оставят его в покое.
Но Джорам обнаружил, что, когда его оставляют в покое, ему становится как-то... одиноко. Хуже того, Джорам понял, что, если его добровольно избранное одиночество будет тянуться и дальше, он вскорости сделается таким же безумцем, как и несчастная Анджа.
К счастью, как раз в это время Симкин вернулся после очередного своего таинственного исчезновения. Действуя, как некоторые утверждали, по наущению Блалоха, Симкин возник у Джорама на пороге и вошел в дом, прежде чем угрюмый молодой человек успел сказать хоть слово. Его болтовня позабавила и заинтриговала Джорама, и он позволил гостю остаться. Симкин же, в свою очередь, вывел его в свет.
— У тебя есть дар, дорогой мой, — однажды вечером сказал Джораму Симкин тоном добродушного поддразнивания. — Не хмурься. Когда-нибудь твое лицо так и застынет, и ты до конца своих дней будешь до визга пугать собак и маленьких детей. Так вот, насчет дара. Я серьезно. Я видал такое при дворе. Твоя мать ведь была Альбанара, верно? Они рождаются с этим свойством — с очарованием, с харизмой, или как его ни назови. Сейчас, конечно, в тебе столько же очарования, сколько в груде камней, но если ты будешь держаться меня, То научишься всему, что нужно. Что? Ты хочешь знать, зачем это тебе? Так вот, на то есть превосходнейшая причина, самая веская на свете. С помощью этого свойства, дорогой мой, ты можешь заставлять людей делать все, что тебе захочется...
И Джорам, осмелившись покинуть собственный крохотный мирок, обнаружил, к собственному изумлению и удовольствию, что Симкин сказал правду. Возможно, разгадка и вправду крылась в благородном происхождении, в наследственных способностях Альбанара, чья кровь текла в его жилах, а возможно, все объяснялось куда проще — тем, что он получил образование. Но что бы ни было тому причиной, Джорам обнаружил, что действительно способен манипулировать людьми, использовать их и в то же время держать их на таком расстоянии, которое было для него наиболее удобным.
Единственным человеком, с которым эта тактика не работала, оказался Мосия. Хотя Джорам очень обрадовался, обнаружив у чародеев своего старого друга, его обижали непрекращающиеся попытки Мосии разбить тщательно созданный непроницаемый, каменный внешний облик. Симкин Джорама забавлял. Мосия же требовал какого-то ответа на свою дружбу.
«Отстань! — часто думал Джорам, охваченный раздражением. — Отстань и дай мне вздохнуть спокойно!»
Но, несмотря на это, жизнь среди чародеев вполне устраивала Джорама; он раньше даже не думал, что его может что-то настолько устраивать. Хотя он до сих пор продолжал притворяться, будто владеет какой-то толикой магии, юноша с легкостью добивался этого с помощью приобретенной в детстве ловкости рук. В селении Техников были и другие люди, не прошедшие Испытания, так что Джорам больше не ощущал себя ни уродом, ни изгоем.
Благодаря тяжелому физическому труду Джорам вырос сильным и мускулистым. Складки, оставленные на его лице постоянной горечью и гневом, немного разгладились, хотя от его густых черных бровей и пронзительно взгляда темных глаз многим становилось не по себе. Чудесные черные, блестящие волосы юноши теперь почти всегда были спутанными и неухоженными — ведь рядом с ним не было Анджи, чтобы каждый вечер их расчесывать. Но Джорам отказывался подстричься. Вместо этого он заплетал волосы в косу, и толстая коса ниспадала почти до пояса.
Ему нравилось работать в кузне. Придавая форму бесформенной руде, делая из нее полезные инструменты и оружие, Джорам испытывал удовлетворение сродни тому, какое, должно быть, ощущали другие люди, обращаясь к магии. На самом деле техника зачаровала Джорама. Он часами напролет слушал Андона, пересказывавшего ему легенды о древних временах, когда чародеи Девятого Таинства правили миром при помощи своих ужасающих и чудесных машин и механизмов. При помощи неких таинственных способов молодой человек сумел докопаться до сокрытых текстов, написанных после Железных войн чародеями, бежавшими от гонений. Описания тогдашних чудес вызвали у Джорама жгучий интерес, и он просто кипел от злости, понимая, сколь многое было утрачено.
— Мы могли бы снова править миром, если бы у нас были все эти штуки! — не раз повторял он Мосии. Когда после приступов черной меланхолии Джорам впадал в лихорадочное, возбужденное состояние и делался очень разговорчивым, его мысли всегда сворачивали именно в этом направлении. — Порошок, мелкий, словно песок, при помощи которого можно сносить стены; машины, швыряющие огненные шары...
— Смерть! — в ужасе восклицал Мосия. — Джорам, о чем ты говоришь?! Это же машины смерти! Именно за это Техников и объявили вне закона!
— А кто их объявил вне закона? Каталисты! Потому что они боялись нас! — парировал Джорам. — А что касается смерти, люди умирали и от рук Мастеров войны, Дкарн-дуук, — или, что еще хуже, они мутировали, изменялись до неузнаваемости. Но ты только подумай, Мосия, чего мы могли бы добиться, если бы объединили магию и технику!..
— Вот об этом Блалох и думает, — пробормотал Мосия. — Вот твой правитель, Джорам. Мятежный чародей.
— Возможно, — пробормотал Джорам со странной улыбкой, заметной лишь по глазам. — А возможно, и нет...
Одна из древних книг стала для него настоящей находкой. Эта находка и заставила его работать в кузне по ночам — но результаты были неутешительны. Ему не хватало ключа, чтобы понять все до конца. Потому-то его эксперимент и провалился. Но теперь Джорам обдумывал иную возможность. Быть может, ему удастся найти ключ в совершенно неожиданном месте — у каталиста. Наконец-то его осенила догадка по поводу того, что могли означать эти странные символы, которые то и дело встречались в тексте. Это были числа. Ключом была математика.
Но Джорама раздирали противоречивые чувства. Он ненавидел этого каталиста. Сарьон принес с собой горестные воспоминания — воспоминания об историях Анджи, о каменной статуе, память о том, что он, Джорам, — Мертвый, о том, что он — убийца. Мирная, спокойная жизнь Джорама разбилась вдребезги. Его вновь принялись мучить прежние сны, а возобновившиеся приступы меланхолии грозили довести юношу до сумасшествия. Когда каталист только появился в селении, Джорам не раз думал, не оборвать ли ему жизнь этого человека, как он уже сделал однажды с другим. Он часто ловил себя на том, что стоит с большим, гладким камнем в руке и вспоминает, как легко это было. Он отчетливо помнил, как швырнул этот камень, помнил звук, с которым камень врезался в голову надсмотрщика.
Но он не убил каталиста. И причина, как говорил себе Джорам, крылась в том, что он обнаружил, что этот человек знает математику. В голове у Джорама начал формироваться план, становясь постепенно столь же крепким и острым, как железные клинки, которые он ковал.
Каталист ему пригодится. Джорам мысленно улыбнулся. Каталист даст ему Жизнь — в некотором смысле слова. «Мне нужно подождать и присмотреться к нему, что он за человек», — сказал себе Джорам. Слабый и невежественный, как отец Толбан, или в нем все-таки есть нечто большее. Одна вещь говорила в пользу каталиста — этот человек был на удивление честен с ним. Не то чтобы Джорам ему доверял... Юноша едва не расхохотался — настолько нелепой показалась ему сама эта мысль. Нет, он не доверял каталисту, но относился к нему со сдержанным уважением.
Вскоре должно было произойти истинное испытание. Джорам, как почти все в их отряде, ждал, желая увидеть, как поведет себя Сарьон, когда Блалох прикажет ему помогать налетчикам грабить крестьян.
