Акомы склонилась в легком поклоне… однако не настолько легком, чтобы оскорбить вельможу ранга Текумы:
— Добро пожаловать, отец моего мужа.
— Приветствую тебя, дочь моя, — с горечью ответил Анасати. — Я вижу у тебя на руках сына моего сына. Нельзя ли мне взглянуть на него поближе?
Мара ощутила жгучий укол вины. Представление внука могло стать радостным событием. Но сейчас, в момент, отягченный невысказанной враждебностью, Айяки был просто передан в протянутые руки деда. Прижатый к надушенному одеянию и к острым граням украшений из драгоценных камней, мальчик ежился, но не плакал. Текума всмотрелся в маленькое личико и сказал:
— Он похож на Банто.
Мара кивнула в знак согласия.
После долгого объятия Текума в холодном молчании вернул ребенка. Мара немедленно передала его Накойе, которая обняла дитя так же ласково, как обнимала его маму после другого погребального обряда… много лет тому назад.
— Отнеси моего сына в детскую, — сказала властительница Акомы.
Когда старая няня удалилась, Мара устремила взор на мрачное лицо свекра:
— Позволь предложить тебе гостеприимство этого дома.
— Нет, дочь, — отчеканил Текума. Вся нежность, на какую он был способен, ушла вместе с Айяки. — Нога моя не переступит порога дома убийцы моего сына.
Мара едва не пошатнулась. Сделав над собой огромное усилие, она сумела бесстрастно ответить:
— Твой сын сам лишил себя жизни, мой господин, во имя требований чести.
Текума на мгновение склонил голову, отдавая долг памяти сына.
— Я знаю, Мара. Но я также знал сына. Как бы мало ни был он пригоден для роли властителя, он бы никогда не додумался до такого оскорбления Имперского Стратега и собственного отца. Только тебе мог принадлежать подобный замысел, и только ты могла его осуществить. — Что-то похожее на уважение на крат-кий миг окрасило его речь. — Я воздаю должное твоему блестящему ходу в Игре Совета, Мара из Акомы, — его голос обрел обычную суровость, — но за эту кровавую победу ты дорого заплатишь.
Мара взглянула Текуме в лицо и поняла: только скорбь и гнев заставили его сказать больше, чем он мог себе позволить при обычных обстоятельствах. Мысленно она призвала себя к осторожности, вслух же ответила:
— Господин, я только повиновалась своему мужу и господину и повторила тебе приказания, которые он отдал мне при свидетелях.
Текума отмахнулся от возражений:
— Достаточно. Не в этом дело. Мантию Акомы унаследовал мой внук, и это послужит залогом союза между нашими домами.
При этих словах из свиты Анасати выступил вперед тощий, хищного вида человек со злыми глазами.
Текума сказал:
— Это Налгара. Он будет править от моего имени до тех пор, пока Айяки не достигнет совершеннолетия.
Мара не была застигнута врасплох:
— Нет, господин мой.
Глаза Текумы сузились:
— Я не слышал сказанного тобой.
Мара понимала, что сейчас нельзя проявлять слабость; она не воспользовалась предоставленной ей возможностью уступить:
— Когда ты отправишься в обратный путь, ты прихватишь этого человека с собой.
У воинов Анасати загремели доспехи, когда их руки схватились за оружие, а рука Текумы задрожала, готовая подать сигнал к нападению.
— Женщина, ты смеешь?..
Надеясь, что Люджану хватило времени для вооружения ее собственных отрядов, Мара стояла на своем:
— Да, господин. Я на этом настаиваю.
Маска вежливости слетела с лица Текумы:
— Как управлять наследными владениями Айяки, буду решать я. Я — властитель Анасати.
— Но это земли Акомы, — прервала его Мара; ее голос звенел от гнева. — Господин Анасати, кажется, забыл, что его сын был властителем Акомы. Но Акома никогда не была, не является и впредь никогда не будет вассальным владением Анасати. Твой внук сейчас — наследник титула властителя. Как его мать я опять становлюсь правящей госпожой Акомы — до того дня, когда он достигнет совершеннолетия.
Лицо Текумы исказилось от сдерживаемой ярости:
— Женщина, не пытайся разгневать меня!
— По-видимому, мой гость уже и без того разгневан, так что слова мало что изменят.
Пытаясь выиграть время, Мара отыскивала взглядом проблески зеленого цвета позади ощетинившихся оружием гвардейцев Анасати. Но его свита сомкнулась так тесно, что не было никакой возможности разглядеть людей Люджана, даже если они уже и появились поблизости. Ей оставалось только одно: держаться выбранной тактики. И она продолжила:
— Когда Банто принял на себя власть над Акомой, он, как тебе хорошо известно, снял с себя все обязательства перед тобой, сохранив только те, которые он свободно выбрал сам. Текума, твой сын не имел права принести обет перед нотами Акомы до тех пор, пока ты не освободил его от феодальной зависимости. Покажи мне документ, любой документ, назначающий тебя опекуном Айяки в случае смерти Банто и отказывающий мне в праве наследования. Тогда я устранюсь. Но без законного основания ты не можешь притязать на титул правителя Акомы.
Лишь едва заметное подергивание губ Текумы выдало его растерянность.
Мара поспешила убедить его в своей правоте, прежде чем противостояние обернется насилием:
— Мы принадлежим к разным кланам, так что у тебя нет власти над Акомой. Ты даже не можешь требовать от нас политической преданности. Банто никогда не пытался изменить нашим союзам, так что Акома все еще относится к членам Партии Нефритового Ока, а не к Имперской. У тебя нет здесь власти, Текума.
Затем она подняла руку, словно призывая богов в свидетели, и тут, к ее великому облегчению, вперед выступили три десятка воинов Акомы с Люджаном во главе, полные решимости защищать свою госпожу. В тылу отряда Текумы собралось еще пятьдесят воинов в боевом снаряжении, готовых к немедленным действиям, если в этом возникнет необходимость. Мара завершила свою речь с иронической улыбкой:
— Итак, я опять правлю Акомой, до тех пор пока Айяки не исполнится двадцать пять лет.
Властитель Анасати собрался возразить, но вмешался его советник Чимака:
— Мой господин, она все правильно сказала. Так гласит закон.
Вынужденный сдержать гневную тираду, Текума молчал в течение долгой
