комнаты были пустыми. К рассвету мои походные сундуки и личные вещи должны быть установлены на места, а одежда, постель и прочее добро прежнего властителя — сожжены. — Глаза у Тасайо сузились. — Скажи старшему псарю, чтобы он перерезал глотки собакам-убийцам… они все равно не станут слушаться нового хозяина. Когда начнет светать, собери всех домочадцев на учебном плацу. Новый властитель Минванаби принял бразды правления, и все должны понять, что нерадивым я не дам спуску.
— Как прикажешь, господин.
Инкомо приготовился к бессонной ночи. Он разогнул усталые колени и собрался встать, но оказалось, что хозяин еще не закончил.
Властитель Минванаби уставился на своего первого советника тусклым холодным взглядом:
— От тебя не требуется, чтобы ты мне поддакивал, как привык поступать с моим кузеном. Я стану выслушивать любое твое мнение, даже если оно не совпадает с моим. Ты можешь предлагать все, что сочтешь нужным, — до того момента, когда я начну отдавать приказания. Тогда ты будешь молча повиноваться. Завтра мы вместе просмотрим счета и вызовем почетный эскорт. К полудню я хочу быть под навесом моей парадной барки, на пути вниз по реке — к Кентосани. Присмотри, чтобы все было готово к путешествию; проверь каждую мелочь. Как только прибуду в Священный Город, я намерен взяться за дело.
— Какое дело, господин? — спросил Инкомо, преисполненный искреннего почтения.
Тасайо наконец улыбнулся:
— Какое дело? Стать Имперским Стратегом, это же очевидно! Разве кто-нибудь подходит для этой должности лучше меня?
Инкомо почувствовал, что волосы у него на загривке встают дыбом. Наконец-то, после многих лет бесплодных мечтаний, он будет служить настоящему властителю — умному, решительному и честолюбивому.
От грома снова содрогнулся дом, и дождь хлестнул струями по стенам. Освещенный колеблющимся светом лампы, новый хозяин Минванаби, горделиво выпрямившись, закончил свою мысль:
— А когда я облачусь в белое с золотом, мы уничтожим Акому.
Инкомо снова склонился до земли. Когда он встал, комната была пуста, и сквозняк из темного дверного проема служил единственным следом, оставшимся от визита хозяина. Первый советник задумался о странностях жизни: самое заветное его желание, в котором он никогда не посмел бы признаться, судьба и боги исполнили по собственной доброй воле: властителем Минванаби стал Тасайо. С неожиданно горькой иронией Инкомо спросил себя: почему же этот дар заставил его почувствовать себя измотанным и старым?
Струи ливня ручейками обтекали символы счастья, закрепленные на гребнях крыши Имперской Палаты, и по резным водостокам сбегали вниз, в лужи во дворе. Внутри здания шум дождя звучал приглушенно; пламя ламп — тех, которые слуги позаботились зажечь, — колебалось от сквозняков, проносившихся вдоль коридоров-ущелий словно тяжкие вздохи. Люджан и пять вооруженных воинов быстрым шагом проследовали через тускло освещенные развилки в апартаменты Акомы для доклада.
Мара встретила своего военачальника в средней комнате, где она держала совет с Аракаси. Кевин стоял за ее плечом у стены, приведенный вынужденным бездействием в самое едко-саркастическое настроение. Его мучила головная боль: тошно было слушать, как воины точат мечи, и вдыхать запах лака, используемого для защиты доспехов из слоистой кожи.
Исполнив положенный поклон перед Марой, Люджан немедленно приступил к делу.
— Госпожа, — начал он, — мы должны доложить тебе о том, что в апартаментах, ранее пустовавших, замечено прибытие солдат из Саджайо, Тондоры и Хинейсы.
Мара нахмурилась:
— Псы Минванаби. Что-нибудь слышно о самом псаре?
— Нет. Пока еще нет.
Люджан отстегнул свой шлем и пальцами взъерошил влажные волосы.
Аракаси оторвался от груды записок, полученных утром от его осведомителей из разных дворцовых служб, и перевел угрюмый взгляд на военачальника Акомы:
— Через три дня Свет Небес вернется во дворец.
Привалившись плечом к стенке, сложив руки на груди, Кевин подал голос:
— Как видно, он приятно проводит время и никуда не спешит.
— В дороге приходится соблюдать множество обрядов и церемоний, — перебила Мара, почти не скрывая раздражения. — Тот, кто путешествует в компании двадцати жрецов, тысячи телохранителей и пяти тысяч солдат, поневоле передвигается медленно.
Кевин пожал плечами. Теснота в душных покоях, напряжение и неизвестность угнетали всех. В течение двух дней Мара проводила по пятнадцать часов подряд в Палате Совета. По вечерам она возвращалась к себе такая усталая, что ее с трудом удавалось уговорить хоть немного поесть. Она выглядела обессиленной и исхудавшей, и несмотря на всю заботливость Кевина, те немногие часы, которые ей удавалось выкроить для сна, были тревожными и не приносили облегчения. Ночи были скверными, но дни еще хуже. Любое бездействие прожигало Кевину душу, но даже скука имела свои пределы. Дежурство на кухне доводило его почти до открытого бунта, и хотя он редко давал волю языку, ему не хватало фатализма, который позволял цуранским воинам вытерпеть ожидание, казавшееся бесконечным.
Вздохнув, Мара подвела итог.
— Пока что я переговорила с семнадцатью властителями и только четырех склонила к согласию. — Она покачала головой. — Плохой результат. Никто не хочет принимать на себя никаких обязательств, хотя многие делают вид, что рады бы пойти навстречу. Слишком многие группировки вступили в борьбу за место Имперского Стратега, и тот, кто окажет открытую поддержку какому-то одному кандидату, сразу же навлечет на себя злобу всех его соперников.
Аракаси развернул записку, пахнущую рыбой:
— Мой агент с пристани сообщает о прибытии Даджало из Кеды.
При упоминании этого имени Мара встрепенулась:
— Он разместился в своем городском доме или в Имперском дворце?
— Терпение, госпожа. — Аракаси порылся в ворохе записок и извлек из них три, а потом бегло просмотрел шифрованные письмена еще на одной, которая источала интригующий аромат благовоний. — В городском доме, — объявил наконец мастер. — Во всяком случае, на эту ночь.
Мара хлопнула в ладоши, вызывая писца:
— Отправь депешу властителю Даджало из Кеды. Прежде всего принеси наши соболезнования в связи с кончиной его отца, а также вырази уверенность, что он погиб смертью храбрых, как доблестный воин. Потом доведи до его сведения, что в распоряжении Акомы имеется документ с личной печатью властителя Андеро, обязывающий главу дома Кеда присоединить однажды свой голос к голосу Акомы по нашему усмотрению. Даджало, в качестве нового правителя Кеды, обязан исполнить это условие.
— Госпожа, — вклинился Аракаси в ее диктовку, — не слишком ли это… резко?
Мара пробежала пальцами по своим густым волосам, концы которых еще завивались локонами, храня следы дневной прически.
