прямому приказу. Я полагаю, в рассуждениях Янтарь насчет змеев и их влияния на наш корабль есть зерно истины. Поэтому наша тактика в отношении змеев будет следующей: по возможности уклоняться и не обращать внимания. Драться с ними будем, только если нападут. – Он сделал паузу, глядя, как воспринимает его слова старпом Лавой. И твердым голосом добавил: – Вот теперь, пожалуй, я сказал все. Можешь идти.
Выражение лица у Лавоя сделалось поистине жутким. Янтарь сидела с непроницаемым видом. На самом деле Брэшен лишь слегка перефразировал ее советы, придав им форму приказа. Кто-нибудь другой просто принял бы услышанное к сведению, но Лавой проявлял явное недовольство. Он даже не очень скрывал свое негодование и обиду: коротко поклонился Брэшену и направился к двери. Альтия и Янтарь поднялись было, чтобы тоже уйти, но Брэшен жестом подал им знак остаться:
– С вами мне надо еще кое-что обсудить… Сядьте.
Лавой задержался возле двери, в его глазах мерцали отблески ярости. Он спросил:
– Мне не следует присутствовать при этом обсуждении, кэп?
Брэшен холодно смотрел на него.
– Если бы следовало, я велел бы тебе остаться. Иди, у тебя своих дел полно.
Альтия затаила дыхание… Она была почти уверена, что Лавой взбунтуется – прямо здесь и сейчас. Мужчины скрестили взгляды… Лавой начал было открывать рот, но затем вновь коротко поклонился и вышел из каюты. Он даже не хлопнул за собой дверью. Просто достаточно резко прикрыл ее.
Некоторое время было тихо, потом Янтарь отважилась спросить:
– А разумно ли это было?…
Брэшен одарил ее ледяным капитанским взглядом:
– Может, и не слишком разумно. Но необходимо. – И он вздохнул, откидываясь в кресле. Налил себе еще немного вина и вновь обратился к Янтарь: – Он – старпом. Я не могу позволить ему вообразить себя единственным выразителем моей воли. Или считать, что важно лишь мое да его мнение. Я попросил тебя высказаться и принял твой совет. И он не имеет никакого права пренебрегать им. – Тут Брэшен позволил себе скупую улыбку: – Помни, однако, что я-то любыми советами могу пренебрегать. Таковы мои полномочия.
Янтарь невольно нахмурилась, но Альтия тотчас поняла, что он имел в виду. И она словно бы иными глазами взглянула на этого человека. Да! Он вполне обладал тем неуловимым, трудно определяемым качеством, которое делает из обычного моряка настоящего капитана. Новая ответственность уже проложила свежие морщины на его лбу и возле глаз. И он провел ту особую ледяную границу, что отделяет капитана от команды… Альтия спросила себя, не было ли ему одиноко. И сразу же поняла, что это не имело значения. Было так, как тому следовало быть. Иначе невозможно успешно командовать кораблем… Чувство потери шевельнулось в душе: значит, он и ее выставил за эту черту?… Но все своекорыстные мысли тотчас растворились в чувстве гордости за него. Вот, стало быть, что разглядел в нем когда-то ее покойный отец!…
Не зря верил в него Ефрон Вестрит. Определенно не зря…
Брэшен какое-то время смотрел на Альтию молча и так, словно без труда читал ее мысли. Потом указал на обрывки парусины, сложенные на столе:
– Альтия… Ты всегда держала в руках перо гораздо лучше, чем я. Здесь несколько грубых набросков. Я хотел бы, чтобы ты сняла с них чистовые копии. Это приблизительные карты пиратских портов, которые я посетил, когда плавал на «Кануне весны». Поиски «Проказницы» нам следует начать с Делипая, хотя я весьма сомневаюсь, чтобы мы там ее и застали. Поэтому мои картографические наброски могут нам весьма пригодиться. Если возникнут вопросы, я постараюсь тебе по возможности все объяснить. Когда ты кончишь, надо будет обязательно показать все Лавою. Он не умеет читать, но память у него отменная… Нужно, чтобы необходимые познания были у всех!
Брэшен не стал объяснять, почему это было необходимо, но Альтия поняла – и похолодела. Он заранее прикидывал, как наилучшим образом обеспечить команду и корабль в случае своей гибели. Альтия о подобной возможности предпочитала даже не думать. А вот он – подумал. И это тоже было частью его капитанского качества. Он толкнул к ней по столу всю стопку своих набросков, и она стала перебирать их. Брэшен между тем обратился к Янтарь, и его слова заставили Альтию сразу навострить уши.
– Янтарь… Вчера вечером тебя видели за бортом. Совершенный держал тебя на руках. Я сам слышал ваши голоса…
– Все так, – ровным голосом ответила резчица.
– И чем же это ты там занималась?
Янтарь явно сделалось очень не по себе:
– Я… я пробовала кое-что.
Брэшен хмыкнул.
– Я только что заявил, что не потерпел бы неподчинения от Лавоя. С чего ты вообразила, будто к тебе это не относится? – И добавил чуть мягче: – Если на корабле что-то происходит и я сочту нужным об этом узнать, я ведь узнаю. Так что давай рассказывай.
Янтарь опустила глаза и стала разглядывать свои руки в перчатках.
– Мы об этом говорили еще до выхода из Удачного… Совершенному известно, как я поработала над Офелией. И он решил, что раз я сумела выправить ей руки, значит, может быть, сумею и ему глаза восстановить…-Янтарь облизнула губы. – А я сомневаюсь…
– И я. – Тон Брэшена сделался грозным. – И ты об этом отлично знала. Я сказал тебе еще до отплытия: сейчас не время для рискованных исследований способов резьбы по диводреву. Возможная неудача разочарует его. Это слишком опасно!
По лицу Янтарь пробежала тень гнева.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Брэшен. – Беда в том, что дело это касается не только тебя и его. Отдуваться придется всем!
Она вздохнула.
– Я не касалась его глаз, господин капитан. И даже не обещала ему этого.
– Тогда что ты там делала?
– Пыталась убрать шрам с его груди. Ту звезду о семи лучах.
Брэшен с интересом спросил:
– Он не рассказывал тебе, что она означает?
Янтарь покачала головой:
– Нет. Этого я не знаю. Мне лишь известно, что она вызывает у него очень страшные и тягостные воспоминания. И мы с ним как бы пришли к некоторому соглашению. Та встреча со змеем взволновала его… очень глубоко взволновала. Он с того дня положительно ни о чем больше думать не может. И я чувствую, что он пытается переосмыслить всю свою жизнь. Он как мальчик на пороге юности. Пришел к выводу, что все оказалось не так, как он веровал раньше, и вырабатывает новые взгляды на мир… – И резчица набрала полную грудь воздуха, словно собираясь говорить о чем-то исключительно важном: – Для него это время очень напряженных раздумий… Я не говорю, что это плохо. Просто он роется в себе, в самой глубине своей личности, и вынужден перебирать очень скверные воспоминания… А я пытаюсь его отвлечь.
– Надо было сперва спросить у меня разрешения, – сказал Брэшен. – И не работать за бортом без присмотра!
– За мной присматривал Совершенный, – возразила она. – И держал меня, пока я работала.
