железячек, не трясись.
Я поглядел на Папу. Папа смирно сидел в своей колыбели, кажется, спал. Что-то не так было с этим огнеметом, Папа вполне однозначно реагирует на запах горючего, бензин его выворачивает, а от керосина так и вообще с ума сходит. Звереет.
— У нас тут все предусмотрено, — Алиса потрясла огнеметом. — Это тебе не Рыбинск…
— Мне кажется, он испорчен.
— Это ты испорчен, — огрызнулась Алиса. — Причем еще до рождения. В сторонку отойди, а то вихры опалю…
Алиса открыла клапан форсунки. Огнемет даже не зашипел. Даже не пшикнул.
Она принялась щелкать клапаном, я терпеливо ждал. Из огнемета не выплеснулось ничего.
— Высох, — объяснила Алиса.
— Ну-ка, дай…
Я отобрал у Алисы оружие.
В огнеметах я не очень хорошо разбирался, но тут и разбираться особенно не пришлось — в емкости для горючей жидкости была вода.
— Вода, — сказал я и бросил баллон на рельсы. — Запасные есть?
Алиса полезла в мусорную кучу и достала два запасных баллона, один белый, другой красный. Я отобрал красный, проверил. Смеси не было, вода, обычная вода. В белом баллоне тоже.
— Странно… — Алиса смотрела на баллоны с удивлением. — Почему вода…
— Действительно, — сказал я. — Просто смешно.
Я постучал баллонами, затем швырнул их в стену.
— Нож возьми, — велел я.
Алиса вооружилась ножом.
— Хорошо, — оценил я. — Держись у меня за спиной. Не торопись. Сколько километров до Коломенской?
— Не знаю. Три, наверное, меньше… Слушай, почему в баллонах вода? Я не понимаю… Горючее могло переделаться в воду?
— Такие случаи бывали, — сказал я. — Только очень, очень давно. Так давно, что и представить нельзя. Правда, это было не горючее, а вино. Горючая смесь не выдыхается. И не испаряется — она слишком густая. Так что воду в баллоны скорее всего налили.
— Зачем? Зачем наливать?
— Затем, чтобы в нужный момент огнемет не сработал, — сказал я. — Другого объяснения нет.
— Но ведь можно просто поменять баллоны на пустые…
Алиса выглядела растерянно.
— Нельзя, — возразил я. — Пустые баллоны — они пустые, легкие и звенят, с полными их не спутаешь. Вот сейчас бы мы туда…
Я кивнул за решетку.
— Мы бы туда полезли, а там жрецы. Много их. Ты бы стрельнула, а ничего. Сожрали бы, косточек не оставили. Кто-то хочет тебя убить.
Алиса рот аж раскрыла.
— А что ты удивляешься? Все на это указывает. Там…
Я ткнул пальцем в потолок.
— Там была явная ловушка. Растяжка, и все заминировано. Нас чуть не сплющило, между прочим. Это раз. Вот это…
Я пнул пустой баллон, он со звоном покатился по шпалам.
— Это два. Горючку слили, это ясно. У тебя есть враги?
— Полно, — тут же ответила Алиса, даже не думая. — Врагов, как грязи. Вот этот Айвазик…
— Нет, — перебил я, — такие враги, которые бы очень хотели тебя убить? Смертельные?
Алиса немного подумала, затем помотала головой.
— Нет. Таких, наверное, нет…
— Понятно. У меня тут тоже врагов быть не должно… — я вспомнил Рябого и его банду. — Ну, то есть никто мне мстить не станет. А кого-то из нас пытаются убить. У тебя какие-нибудь мысли есть по этому поводу?
Алиса принялась думать, целых пять минут думала, но никаких мыслей так и не выдала.
— Нет, — сказала она. — Не могу придумать. Айвазик — он, конечно, на меня рассердился, но так, чтобы убить… Нет, вряд ли.
— Ладно, — я поправил шлем. — Нет — так нет. Тогда чего ждать, пойдем.
Я снял с крючка на стене ключ.
— А как мы… — Алиса кивнула на огнемет. — Там же…
— Других путей все равно нет… Держи факел покрепче.
— Факел не нужен.
Алиса шагнула к стене, к железному ящику, открыла дверцу, повернула что-то внутри.
Над головой зажегся свет. Яркий, наверное, факелов в пять. Круглый.
— Электричество, — сказала Алиса. — Из Нижнего Метро кабель протянут. Я же говорю, у нас все предусмотрено. Первый раз видишь? Это лампочка называется…
С электричеством я был знаком только по рассказам Гомера, он когда-то его видел и говорил, что электрический свет всегда белый, не настоящий. А этот был вполне желтый, как маленькое солнышко.
— Эх ты, Рыбинск… — вздохнула Алиса, и я повернул ключ в замке.
Следующая лампочка светила уже за поворотом. Туннель мало отличался от того, по которому мы уже бродили и в котором встретили какого-то там водолея. Кстати, этого самого водолея на той разрисованной стене не было, я спросил об этом у Алисы.
— Он там дальше нарисован, — объяснила Алиса. — На тех плитах, что упали. Там еще много разных тварей…
— А почему их так много-то? — спросил я. — И почему они такие разные? Вот у нас…
— У вас в Рыбинске ничего нет, даже электричества, — твердо сказала Алиса. — А у нас есть.
— Это не объяснение, — сказал я. — У нас вот никаких затягов нет…
— Ну да, у вас одни волкеры воют, знаю я про ваш Рыбинск.
— А если серьезно?
Алиса пожала плечами.
— Тут много просто всего разного было, — сказала она. — Лаборатории всякие — там животных мучили, а иногда и переделывали. Потом… Да не знаю я, из-за чего тут всего развелось.
— Ну ладно, животные, — сказал я. — Может, как-то они изменились. Вот раньше, Гомер рассказывал, были волки. От людей подальше держаться старались, своими делами какими-то там занимались. А сейчас волкеры. Это же… Погань просто.
Алиса кивнула.
— У нас их тут мало, — сказала она. — Редко забегают, собаки обычно… Слушай, а этот вот волкер, он от старого волка произошел, как ты думаешь?
Я не знал. Старых волков я на картинках только видел. А волкер… Больше раза в полтора, шерсти нет, зимой в спячку закладывается. Зубы ядовитые, в два ряда, плеваться еще ими умеет. Старые так не могли.
— Не знаю, от кого они произошли. Мне кажется, что не могли так вот волки поменяться. Новые эти.
— Откуда тогда все? Из геенны огненной?
— Ага, — подтвердил я. — То есть необязательно, что оно оттуда напрямик лезет, нет… Хотя, может, и напрямую.
Мне представилась здоровенная дыра в земле, черная, глубокая и огнем оттуда жарит, дым серный валит, и из нее такими бесконечными шеренгами поднимается всякая погань: мречь, волкеры, жнецы…
А ям тут, в Москве, кстати, много. Что верный признак.
— А рубцы тогда как? — спросила Алиса. — Они же железные. Это же не животные, это же машины?
