оказались. Кроме того, движение – это единственный способ хоть немного согреться.
– Хорошо. – Шут произнес только одно слово, но в нем прозвучало такое доверие, что у меня чуть не разорвалось сердце.
Я подумал, что нам пригодился бы один из наших шестов, но они остались где-то под снегом. Шут поднял на раскрытой ладони свой огонек, и мы ощупью начали пробираться вперед.
На пути нам не попалось ничего интересного. Если мы останавливались, мы слышали, что где-то капает вода, и тихие голоса окружавшего нас льда. Потолка у себя над головой мы не видели. Нас окружала беззвездная ночь, и единственной реальностью был жесткий лед под ногами и присутствие друг друга. Мы даже не заметили впереди стену, пока не наткнулись на нее.
Некоторое время мы молча ощупывали ее руками. В неожиданно наступившей тишине я вдруг услышал, как отчаянно дрожит и стучит зубами Шут.
– Почему ты не сказал, что замерз? – спросил я. Он фыркнул и слабо рассмеялся.
– А ты не замерз? Мне казалось, что говорить об этом бессмысленно. – Он вздохнул. – Вокруг нас лед или камни?
– Подними свет, и мы посмотрим.
Он так и сделал.
– Не знаю. Но пройти сквозь это мы не сможем. Пойдем вдоль стены, – проговорил я.
– Может так получиться, что мы вернемся туда, откуда начали.
– Может, и с этим ничего не поделаешь. Если мы в конце концов снова сюда вернемся, мы, по крайней мере, выясним, что выхода нет. Подожди-ка.
Я положил на стену руку на высоте своего плеча и потянулся за кинжалом. Разумеется, оказалось, что я его потерял. А вот Шут свой умудрился сохранить. Одолжив его нож, я сделал на стене грубую зарубку, хотя понимал, что это нам вряд ли поможет.
– Направо или налево? – спросил я у Шута, поскольку не имел ни малейшего представления о том, где находится север, а где – юг.
– Налево, – ответил он и махнул рукой.
– Минутку, – проворчал я и расстегнул застежку плаща. Шут попытался оттолкнуть меня, когда я накинул плащ ему на плечи.
– Ты замерзнешь! – запротестовал он.
– Я уже замерз. Но мое тело лучше сохраняет тепло, чем твое. Вряд ли нам станет легче, если ты не сможешь двигаться от холода. Не волнуйся. Если мне понадобится плащ, я тебе скажу. А пока надень его и не спорь.
Я понял, как сильно Шут замерз, по тому, что он сразу сдался. Он сбросил заплечный мешок на пол и протянул мне огонек Элдерлингов, а сам тем временем принялся быстро застегивать плащ. Закутавшись в него, он продолжал дрожать, а я чуть поднял огонек и увидел, что не только его свет придает коже Шута такой необычный цвет.
– Он еще сохранил тепло твоего тела, Фитц, – жалобно улыбнувшись, сказал мой друг. – Спасибо тебе.
– Себя благодари. Этот плащ подарил мне ты, когда я играл роль твоего слуги. Пойдем, не стоит стоять на месте. – Я поднял с пола его заплечный мешок, прежде чем он успел к нему потянуться. – Что там?
– Боюсь, ничего полезного. Несколько вещей, которые я бы не хотел потерять. В самом низу маленькая фляжка с бренди. И кажется, несколько медовых пряников. Я прихватил их на всякий случай или чтобы угостить Олуха. – Он грустно рассмеялся. – На всякий случай, но не такой. Знаешь, я думаю, нам нужно их поберечь.
– Хорошо. Пошли.
Он крепко обхватил себя руками и не попытался забрать у меня огонек. Я повел Шута вдоль черной стены. По звуку его шагов я понял, что у него немеют ноги, и меня начало охватывать отчаяние. Но потом вмешался волк, живущий во мне, и отчаяние отступило. Мы живы, и мы все еще можем двигаться. Значит, есть надежда.
Мы медленно тащились вперед. Бесконечно. Время превратилось в движение, шаги в темноте. Я то и дело закрывал глаза, чтобы дать им отдохнуть от неестественного сияния, но все равно мне казалось, будто я продолжаю его видеть. Именно в один из таких моментов Шут спросил:
– Что это?
Я открыл глаза.
– В каком смысле? – поинтересовался я.
Перед глазами у меня танцевали голубые тени. Я моргнул, но они не пропали.
– Вот. Похоже на свет. Закрой коробочку. Давай посмотрим, останутся огоньки или это отражение.
Закрыть коробочку оказалось непросто. Пальцы у меня онемели, а нога без сапога замерзла так, что превратилась в один сплошной сгусток боли. Но когда мне все-таки удалось справиться с коробочкой, мы увидели голубой осколок света, который манил нас к себе. У него были необычные очертания, и я прищурился, пытаясь понять, что это такое.
– Странный какой-то свет, правда? Давай пойдем к нему.
– И оставим стену? – спросил я, мне почему-то ужасно не хотелось этого делать. – Мы же не знаем, может быть, он очень далеко.
– Свет должен иметь источник, – заметил Шут.
– Ладно, – со вздохом согласился я.
И мы двинулись в сторону голубого сияния, но оно почему-то не увеличивалось в размерах и не приближалось. Пол стал неровным, и мы медленно продвигались вперед, с трудом переставляя онемевшие ноги. Через несколько шагов оказалось, что стена, расположенная слева, закрывала от нас свет, и мы видели лишь его отражение от ледяной стены. Когда мы ее миновали, перед нами вытянулся бело-голубой ледяной коридор, который поманил нас к себе. Охваченные новой надеждой, мы ускорили шаг. Вскоре мы завернули за угол, и тут нам открылась восхитительная картина. И чем ближе мы подходили, тем яснее становилось, что мы видим. Сияние разгоралось все ярче, и после небольшого участка, где коридор сужался, мы ступили в мир света, поглотившего лед.
Луч света, казалось, не имел источника – он промчался по зеркалам и призмам изо льда и лишь потом добрался до нас. Мы ступили в диковинный лабиринт из трещин и ущелий в мире, окруженном стенами, которые испускали бледное сияние. Иногда наша тропинка становилась совсем узкой, а порой расширялась, но пол у нас под ногами не был ровным. Порой возникало ощущение, будто мы идем по трещине во льду, возникшей только вчера, а чуть дальше чудилось, будто туннель проточила вода. Когда мы оказывались на перекрестке, мы всякий раз выбирали ту дорогу, что была шире. Нередко она почти сразу же сужалась. Я не стал делиться с Шутом своими опасениями: мы шли вдоль случайных трещин в леднике, и у нас не имелось ни малейших оснований надеяться, что они куда-нибудь выведут. Первые признаки того, что здесь ходил еще кто-то, были едва заметны. В первый момент я решил, что это собственное воображение играет со мной злые шутки. Один из скользких участков тропы кто-то посыпал песком, потом мне показалось, что стены здесь слишком уж гладкие. В следующее мгновение я уловил запах свежих человеческих экскрементов. Едва я окончательно поверил, что мне не мерещится, как Шут сказал:
– Кажется, впереди в полу вырублены ступени.
Я кивнул. Теперь у меня уже не вызывало сомнений, что мы спускаемся по широким невысоким ступеням. Через пару шагов мы прошли мимо комнаты, вырубленной в стене справа от нас. Естественное отверстие расширили и превратили в помойку, куда бросали разный мусор и выливали отходы. А еще здесь было кладбище для безымянных мертвецов. Я заметил голую ногу, тощую и бледную,
