экстремальной ситуации, когда, к примеру, приходится выбирать между гибелью или выполнением боевого задания. Отношение русского правительства к воинам, попавшим в плен, эволюция этого отношения — наглядный пример порабощения личных интересов государственными»[125] 1.
Единовременные пособия возвратившимся из плена инвалидам, что было разрешено международными соглашениями, составляли такие суммы: обер-офицеры — 200 рублей, штаб-офицеры — 300 рублей, генералы — 500 рублей. Для бежавших суммы были немного больше. Например, приказ по Юго-Западному фронту от 2 февраля 1917 года за № 42 говорит, что бежавшим из плена офицерам должно было выдаваться единовременное пособие в размере: обер-офицеры — 290 рублей, штаб-офицеры — 455 рублей, генералы — 725 рублей. Как известно, последним пособием смог воспользоваться только начдив-48 ген. Л. Г. Корнилов, попавший в плен во время Горлицкого прорыва в апреле 1915 года.
К вопросу о награждениях. Заочно генерал Корнилов был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени, так как до последнего пытался пробиться из «котла», в котором оказалась его дивизия. После бегства из плена летом 1916 года получил повышение и по службе: назначение командиром 25-го армейского корпуса. Вот так ценился факт бегства из плена. Или, например, бежавший из плена в 1917 году поручик Семеновского полка М. Н. Тухачевский был повышен в чине до своих сверстников, в 1915–1916 гг. воевавших на фронте, а не плененных, как Тухачевский. Само бегство из плена оценивалось как подвиг.
Февральская революция была встречена военнопленными с восторгом. 1917 год — это период большевизации пленных, особенно после прибытия в лагеря солдат, переживших на фронте Февраль. Русский пленный вспоминал: «Никогда еще за все время плена не была так сильна жажда вернуться в Россию, как теперь. Пленные хотели принять участие в новой жизни, увидеть, как живется сейчас на свободной родине… В эти дни в лагерях сильно увеличилось число побегов». [126]
Если при царизме власти были настороженно настроены к пленным, так как в 1915 году многие сдавались добровольно, то после Февраля пленные — уже постепенно мученики. Но иным было отношение к ним Временного правительства в законодательном плане. Именно в 1917 году всем добровольно сдавшимся солдатам и дезертирам военно-полевыми судами стали выноситься заочные смертные приговоры.[127] Впрочем, широкого распространения эта мера не получила, так как применить ее государственная власть была не в состоянии. В этом и разница. Император имел возможность использования репрессалий, но не применял их, ограничиваясь неоказанием помощи (да и то сказать — кормить два миллиона пленных, когда в стране хлеба и без того не хватало). Временное правительство в стремлении выполнить обязательства перед западными союзниками, поддержавшими переворот, было готово на все, но не имело возможности применить репрессалии.
Интересно, но пропаганда большевиков после Февраля фактически поддерживала ту политику, что проводило царское правительство по настоянию императрицы Александры Федоровны. Большевики утверждали, что русские власти должны облегчать положение неприятельских пленных, так как это побудит и врага помогать русским пленным. Именно так царица советовала поступать с пленными из Германии, ибо соотношение пленных — один к девяти — все равно не позволяло проводить взаимные репрессалии в должных масштабах, а за каждого германского пленного могли пострадать девять русских военнопленных. Например, в газете «Правда» от 3 июня 1917 года была опубликована статья A. M. Коллонтай о политике РСДРП(б) в отношении пленных. Прежде всего приводилось письмо от германской социалистки-солдатки из Германии, которое «полно надежды, что в „свободной России“ русские рабочие и работницы, товарищи по партии, позаботятся об облегчении печальной участи пленников русских империалистов: германских, австрийских, болгарских, турецких солдат, защитят их от нагаек карательных отрядов милиционеров, от голода, от изнурения на принудительных работах». И далее Коллонтай писала: «Говорят: нашим русским пленникам еще хуже живется в Германии… Разве не ясно, что всякое улучшение положения военнопленных в России немедленно отразится на улучшении положения наших братьев, томящихся в германском плену? И разве не понятно, что такой шаг отнимает у германского правительства одно из самых сильных средств агитации против России: возбуждение германского народа против народа русского сообщениями о тех физических и моральных страданиях, каким подвергались военнопленные при господстве старого, царского режима?» Но равно как либеральная оппозиционная общественность категорически настаивала на ужесточении режима обращения с австро-германскими пленными, так и после Февраля, придя к власти, Временное правительство проводило непоследовательную политику в отношении неприятельских пленных. С одной стороны, часть немцев и венгров были вновь отправлены в Сибирь и на Дальний Восток, а с другой — многие пленные явочным порядком выходили на свободу, принимая самое активное участие в российском революционном процессе.
В 1917 году власти вплотную столкнулись с нежеланием солдат воевать. Недаром глава правительства и военный министр А. Ф. Керенский в преддверии летнего наступления отправлял на фронт целые запасные полки пехоты, готовившие резервы, — все, что угодно, лишь бы добиться победы и тем самым утвердить в России господство капитала. Поэтому требовалось бороться с практикой братаний и добровольных сдач в плен, так как солдаты, осознавшие перспективу «черного передела», больше не желали умирать. Тем более — просто так, ибо мир «без аннексий и контрибуций», провозглашенный Временным правительством и Петроградским Советом, означал, что от войны Россия ничего не получит. Вопрос: к чему же вообще воевать и умирать, если в тылу, в деревнях, уже делят помещичью землю?
Меры противодействия применялись самые разнообразные. Но условия были уже не те, что при царизме. Поэтому основной упор делался на пропагандистских материалах. Перед Июньским наступлением, в частности, была издана брошюрка, посвященная мучениям русских военнопленных в Германии. Здесь шли ссылки на сведения русских врачей, вернувшихся из плена. Брошюрка повествовала о таких ужасах в неприятельском плену, что должна была напрочь отбить всякое желание сдаваться и пережить войну: «Нет слов, чтобы развернуть перед вами полную картину зверств немцев и полную беззащитность от них русских пленных. Полуголодное существование пленных, отсутствие защиты их интересов, непосильная работа быстро изнашивают организм пленного, приводят его к гибели, проводя предварительно через путь тяжелых, нечеловеческих физических и душевных страданий. Розги, кандалы, травля собаками, подвешивание, распятие, погружение в холодную воду — вот применяемые немцами меры принуждения пленных к работе». Еще — пытки, вплоть до распинания, голод. Отбирают всю одежду и обувь. В довершение брошюрка некоего Яблоновского сообщала статистику: «Мы можем сказать, что из двух миллионов пленных, имевших несчастье попасть в Германию,
Преувеличенные цифры — обычное дело в пропаганде. Согласно подсчетам ген. Н. Н. Головина, за время участия Российской империи в Первой мировой войне русскими войсками были потеряны пленными 2 417 000 чел., из которых почти двести тысяч умерли в плену. В то же время уступавшие врагу в технике и подготовке русские армии взяли в плен 1 961 333 пленных солдат и офицеров армий Центральных держав, из которых в плену умерли немногим более 50 000 чел. Те же цифры дают и статистические сборники. С удовлетворением можно признать, что немец все-таки соврал больше, хотя в брошюрке А. Яблоновского еще не учтены умершие в австро-германском плену за 1917–1918 гг. русские люди.
Помимо устрашения, указанная брошюрка выполняла и задачу указания целей готовившегося наступления. Якобы встречавшийся с этими врачами премьер-министр Временного правительства князь Г. Е. Львов сказал, что все это «еще раз подтверждает необходимость наступления на фронте. Так идите и всюду говорите, что наступление это — за освобождение томящихся в плену. Расскажите, что вы пережили и свидетелями чего вы являетесь, чтобы всем стало ясно, что ждет нас в случае поражения. Свобода — только в победе». Итак, цель Июньского наступления — «освобождение томящихся в плену». Об обязательствах перед союзниками, наживе буржуазии на военных заказах, земле и мире ничего не говорится. Удивительно ли, что только Юго-Западный фронт в провалившемся Июньском наступлении потерял свыше сорока тысяч пленных?
Никакой непосредственной помощи русским пленным при Временном правительстве оказано не было.
