гражданами — это неестественно. Отсюда и тяжесть, и опасность работ для военнопленных. Н. Н. Жданов указывает, что круг жизни пленного: лагерь — работы — лазарет. И так по нескольку раз за время войны.[147]
Помимо того, каждая сторона была уверена в собственной победе в войне и делала для этого все, от нее зависевшее, пусть и в ущерб каким-то там законодательным бумажкам. «Победителя не судят», — гласит народная мудрость. Как выяснилось, после Первой мировой войны не судили и побежденных. Что говорить, если главное лицо, формально ответственное за развязывание конфликта, разрушившего европейское единство, кайзер Вильгельм II после отречения бежал в Голландию и так и не был выдан голландцами. Отплатил он голландцам чисто немецкой благодарностью того времени — искренним приветствием гитлеровских войск, оккупировавших Нидерланды в 1940 году.
Чем дальше, тем больше экономика воюющих государств стала зависеть от труда военнопленных. Не то чтобы в решительной степени, но — весьма и весьма сильно. Каждая отрасль народного хозяйства требовала себе дешевой рабсилы, и каждого адресата следовало удовлетворить, так как рабочие руки были нужны везде. Кампания 1915 года — Великое Отступление русской армии на восток — дала австро- германцам еще почти миллион пленных. Заменить пятнадцать миллионов мужчин, призванных на фронт в Германии и Австро-Венгрии, они, конечно, не могли, но частично восполнить пробелы — вполне.
То есть 1915 год в этом смысле сильно помог Центральным державам, скованным во Франции позиционной борьбой, которая дает минимум пленных при максимуме кровавых потерь (убитыми и ранеными), но продолжавшим вести на Русском фронте маневренные операции. И даже больше. По мнению немецкого исследователя, стремление германских войск в кампании 1915 года на Востоке брать как можно больше пленных объяснялось во многом требованиями промышленников и крупных землевладельцев, нуждавшихся в рабочих руках.[148] Это всего лишь мнение, но зато какое характерное.
Работа бывает разная. Люди также разные. Взаимные репрессалии существенно сдерживали отношение к пленным в неприятельских странах. Но если англичане и французы заботились о своих пленных, справедливо полагая, что если их солдаты, знавшие, за что они вообще воюют, и сдались в плен, то иначе и быть не могло, то для русских ситуация кардинально отличалась.
Не понимавшие целей войны и воевавшие фактически только потому, что так приказал царь, русские крестьяне в солдатских шинелях порой добровольно сдавались в плен, не желая умирать непонятно за что. Поэтому русское военно-политическое руководство почти не помогало русским военнопленным, ограничиваясь минимумом. Кроме того, внутри страны и на фронте пленные представлялись пропагандой не столько как несчастные и мученики, сколько как предатели и симулянты. Не то чтобы всех «мазали одной краской». Акценты, конечно, разводились. Однако общая тенденция являлась очевидной: плен — это неиспользование всех возможностей для сопротивления, как того требовали Устав и прочее военное законодательство.
В этом верховная власть Российской империи частично была справедлива. Слишком многие добровольно сдавались в плен. Другое дело, что добровольные сдачи были не следствием пацифизма или предательства, а итогом неподготовленности страны к войне: худшее в сравнении с немцами воинское искусство командиров, неравное вооружение, нехватка оружия вообще. Но об этом сказать было невозможно, ибо страна должна бороться до конца, а виноватых можно будет поискать и после победы. В этом смысле «дело Мясоедова — Сухомлинова», о котором сказано в З^й главе, явилось чрезвычайно неблагоприятной тенденцией в системе обороноспособности Российской империи и воли ее граждан к продолжению борьбы.
Военное руководство не могло допускать сдач в плен, так как это грозило крушением фронта и поражением в войне. Отсюда и пропаганда жестоких репрессалий в отношении военнопленных (на практике почти не применялись), и, к сожалению, вызванное объективными обстоятельствами отсутствие помощи своим гражданам, оказавшимся в плену. Потому «русские военнопленные в Германии во время Первой мировой войны действительно привлекались к „любым работам“. В то время как условия их труда в сельском хозяйстве, особенно когда они работали в одиночку, были относительно нормальными, условия их труда, содержания и питания в индустрии, и прежде всего в горнодобывающей промышленности, а также в зоне боевых действий были весьма тяжелыми. Это происходило не только из-за предвзятого отношения к русским пленным немецких властей, но и не в последнюю очередь из-за пренебрежения к их судьбе со стороны российских властей. Из-за этого пренебрежения германское командование обладало возможностью использовать в столь больших размерах труд русских военнопленных».[149]
Но вернемся к России. Отказываться от дармовой рабсилы русские также не желали. Тем более что пример использования пленных на работах был дан германцами. Правда, собственно немецких пленных в России было маловато, но зато вполне хватало австро-венгерских пленных, которые вскоре и стали использоваться на работах внутри империи.
Мобилизация миллионов мужчин оголила народное хозяйство всех воюющих стран. Но если Великобритания и Франция частично могли восполнить этот ущерб использованием труда колониальных рабочих и поставками необходимой продукции из колоний, пользуясь господством на море и контролем над торговыми путями, то Центральные державы такой возможности были лишены. Что касается России, то ее положение осложнялось слабой механизацией народного хозяйства, что делало ущерб, понесенный мобилизацией, невосполнимым.
Первые случаи применения труда военнопленных стали наблюдаться с начала войны. Если в Германии это носило более массовый характер — десятки тысяч людей, то лишь потому, что немцы взяли много русских пленных. Для России, где сельское хозяйство еще не требовало многочисленных рабочих рук, труд пленных отдавался на добрую волю. Уже в 1914 году «при расселении военнопленных в селах было принято администрацией во внимание то обстоятельство, что их следует использовать как рабочую силу во время полевых работ по добровольному соглашению и тем устранить недостаток рабочих, призванных на войну».[150] Такие случаи, повторимся, в 1914 году были немногочисленны.
В первом полугодии войны пока еще создавалась правовая база и проводились первые опыты по использованию труда военнопленных. Так, 10 октября 1,914 года увидели свет «Правила о допущении военнопленных на работы по постройке железных дорог частными обществами». 17 марта 1915 года — «Правила об отпуске военнопленных для работ в частных промышленных предприятиях». Таким образом, первоначально пленные передавались на работы к частным предпринимателям. С половины 1915 года их труд будет использоваться уже государством, и чем дальше, тем во всех больших масштабах, пока не охватит львиной доли военнопленных.
28 февраля 1915 года были изданы «Правила об отпуске военнопленных на сельскохозяйственные работы». Согласно правилам, государственные ведомства, желающие получить пленных, делают запрос в военное министерство. Именно оно и передает пленных на работы. Тут же специально оговаривалось, что эти люди должны быть «военнопленные по преимуществу не немецкого и не мадьярского происхождения» и в количестве не более десяти тысяч человек на губернию. Желательный временной срок устанавливался в три месяца.
За свою работу пленные должны были получать жалованье, но уже Дополнением от 20 марта эта норма отменялась и оплата отдавалась на инициативу и добрую волю работодателя в качестве необязательного поощрения за добросовестный труд. Зато, согласно требованиям норм международного права, пленные должны были получать то же довольствие, что и местные рабочие. В частности, статья 8 «Правил» говорит: «Во все время работ военнопленные нижние чины продовольствуются из общего котла, на одинаковом основании с нижними чинами русской армии».
Следует заметить, что паек русского солдата был больше, нежели у немца или австрийца. С течением времени разница становилась все большей, так как нехватка продовольствия в Центральных державах вынуждала их понижать размеры пайка. Иными словами, в том случае, если нормы продовольствования пленных на работах выполнялись начальством, то такой пленный с осени 1915 года питался лучше, нежели солдат в собственной армии.
Единственное исключение — винный паек, так как в Российской империи с началом войны был введен «сухой закон» и в отличие от австро-германцев в довольствии русского солдата не было спиртных
