– Отвечаю: нашему человеку такое поведение совершенно несвойственно. Полагаю, что пострадавший, назовём его условно Голиафом, не знал реалий нынешней российской действительности, то есть был иностранцем. Ну разве отечественный лох спутает банду кавказских головорезов с таксистами?
– Но ведь изъяснялся он без акцента, – напомнил Цимбаларь.
– Говоря об иностранце, я не имел в виду конкретно турка или шведа. Возможно, это был иммигрант, давно утративший связь с исторической родиной, – гнул своё Кондаков.
– Я, Пётр Фомич, одного не пойму, – сказала Людочка. – Почему вы потерпевшего Голиафом окрестили?
– Потому, что и Голиаф в своё время головы лишился, – объяснил Кондаков. – Весьма известный случай.
– Там всё иначе было, – возразила Людочка. – Голову Голиафу отрубили абсолютно справедливо. А мы, сами знаете, подозреваем совсем иное.
Тем не менее предложенная Кондаковым кличка прижилась и к концу совещания все называли безголового покойника Голиафом.
– Предлагаю следующий план действий, – заявил Цимбаларь, мало-помалу забиравший себе бразды правления, на которые в гораздо большей степени мог претендовать Кондаков. – Ваня Коршун обследует окрестности Сучьего поля с целью выявления возможных свидетелей происшествия. Такого представительного гражданина там не могли не заметить.
– Кто – жаворонки? – поинтересовалась Людочка, настроенная весьма критично.
– Люди, – отрезал Цимбаларь, не собиравшийся опускаться до дискуссий. – Бомжи, собирающие стеклотару и макулатуру, встают с рассветом… Если у тебя, Ваня, что-нибудь всплывет, немедленно свяжешься с нами.
– Постараюсь, – кивнул карлик. – Только вы срочно раздобудьте для меня малогабаритный электрошокер. Чтобы размером был со спичечную коробку, а кусал, как крокодил. Я этим котам покажу, кто на планете хозяин.
– Тебе, Лопаткина, необходимо связаться с соответствующими службами Министерства иностранных дел, – продолжал Цимбаларь. – Узнай, располагают ли они информацией об иностранных гражданах, без вести пропавших на территории Российской Федерации.
– Я ещё позавчера такой запрос сделала, – отозвалась Людочка.
– Вот и хорошо. Тогда садись за телефон и обзванивай пожарные части. Нужно выяснить, не зарегистрированы ли у них загорания мусорных контейнеров, имевшие место в последней декаде апреля. Если да, то куда были вывезены остатки мусора… Пётр Фомич съездит в особняк Гобашвили и поучаствует в обыске. Авось он и соврал про бумажник… Ну вот, кажется, и всё.
– А чем, интересно, собираешься заняться ты сам? – с ехидной улыбочкой сказала Людочка.
– Долго рассказывать, – ответил Цимбаларь. – У меня специальное задание. Ты же знаешь, что самую опасную работу я беру на себя.
– А на дом ты её, случайно, не берешь? В смысле, в постельку?
– Прекрати эти намёки! – возмутился Цимбаларь. – Если хочешь знать, я выезжаю на следственный эксперимент.
– Всё ясно, – Людочка подмигнула Кондакову. – Опыты по оккультизму продолжаются. Как я понимаю, ты собираешься выяснить обстоятельства преступления при помощи экстрасенса?
– Вроде того, – вынужден был признаться Цимбаларь.
– Ну тогда передавай этому экстрасенсу мой пламенный привет. И от Петра Фомича тоже.
Кондаков, поглаживавший в кармане приличную пачку долларов, на эту инсинуацию никак не отреагировал.
Из первого же таксофона Цимбаларь позвонил на свой пропавший мобильник. Валя-Эргида ответила незамедлительно, как будто только этого и ждала.
– Привет, миленький, – проворковала она.
– Ты эти штучки брось, – посоветовал Цимбаларь. – Недолго и до неприятностей.
– Неужели ты способен обидеть девушку?
– Ещё как! Знаешь, сколько их от меня уже плакало?
– Они, наверное, плакали слезами счастья. И я бы так хотела! – её вздох был похож на страстный стон.
– Не зарекайся, ещё наплачешься, – пообещал Цимбаларь. – Лучше объясни, почему ты сбежала?
– Ой, не напоминай даже! Как меня этот бандит растрогал! Бедненький… Он ко мне со всей душой, а я ему такую подлость устроила. Была у меня мысль – всех вас обезвредить и скрыться с ним в сияющих далях. Как бы он любил свою вновь обретенную сестричку! И я бы платила ему той же монетой, – на этот раз вздох напоминал горькие рыдания.
– Ну ты и в самом деле артистка… А деньги чужие зачем взяла?
– Чтобы насолить вам. Особенно этой белобрысой фифе! Подумаешь, милиционерша! Так уж она на меня презрительно смотрела. Наверное, к тебе ревновала… Но деда я, признаюсь, сгоряча обидела. Верну ему все деньги с первой получки. Пусть не убивается.
– Ладно, забудем об этом, – сказал Цимбаларь. – Я с ними уже сполна рассчитался. Теперь с тобой хочу встретиться.
– Мобильник забрать?
– И это тоже. Он, кстати, казённый. Но если честно, мне от тебя нужна ещё одна услуга. Много времени это не займёт. От силы полчаса.
– Мне полчаса мало, – игриво возразила Валя-Эргида. – Особенно, если заведусь.
– Не заведёшься. Дело серьёзное. Тебе придётся поднапрячь все свои мистические способности.
– Предсказывать надо или отгадывать?
– Отгадывать.
– Другому я бы отказала, а тебе не могу. Ну просто млею от твоего голоса! – в трубке раздался смачный поцелуйный звук. – Где встречаемся?
– На том самом месте, про которое рассказывал Гобашвили. Помнишь его слова?
– С моей памятью в Академии наук работать, а не в поганом секс-шопе.
– Вот и отлично. Возьми такси, быстрее будет. Я потом рассчитаюсь.
– Меня таксисты бесплатно возят. За одну только улыбку.
– Счастливая… А мне за улыбку приходилось и в морду получать.
К тому времени, когда Валя-Эргида прибыла в район, не совсем справедливо называемый Сучьим полем (кобели тут тоже встречались), Цимбаларь уже нашёл место, где дней десять назад стоял «Мерседес» Гобашвили, ныне отправленный на свалку. Здесь и асфальт не зиял ямами, и чугунная ограда бульвара имела довольно широкой проём, и кафе «Волна» просматривалось как на ладони.
Ясное дело, что по прошествии такого времени искать какие-либо улики бесполезно. Даже кровь давно слизали бродячие собаки. Приходилось надеяться, что насильственная смерть оставляет следы не только в реальном пространстве, но и на его таинственной изнанке, к созерцанию которого допущены лишь немногие избранные.
– Ну рассказывай, голубок, зачем ты меня сюда позвал? – спросила Валя- Эргида, возвращая Цимбаларю мобильник, смеха ради разрисованный губной помадой.
