под дальней стеной монастыря, и увидели уединенную келью.
Рыжий тщедушный монах — ему могло быть около двадцати одного года — стоял у двери. Эсташ подумал, что он уже видел этого человека, но не помнил где.
Господин де Монбар спрыгнул с коня, и родственники, почти одного возраста, по-братски поцеловались. Не говоря ни слова, господин де Монбар указал на раненого. Бернар подошел к нему, слегка приподнял раненому голову, внимательно посмотрел в лицо и приказал подбежавшим монахам снять его с коня и посадить на землю. Человек не подавал никаких признаков жизни.
Бернар встал на колени перед раненым, которого двое монахов поддерживали сзади. Он воздел руки к небу и стал тихо молиться. Затем наклонился вперед, вдохнул в рот неподвижному человеку живую силу и, крепко обхватив его левой рукой, одним рывком правой вытащил нож у него из спины.
Эсташ пронзительно вскрикнул. В ужасе он закрыл лицо руками. Потом услышал, как аббат сказал монахам:
— Теперь хорошо за ним ухаживайте, он должен выжить.
Как только Эсташ нерешительно убрал руки от лица, взгляд его упал на рыжего монаха.
Аббат странно ему улыбался, и Эсташ сразу вспомнил, что видел его во сне: аббат был тем монахом, который ночью показал ему карбункул.
— Твой нож, — сказал Бернар, все еще улыбаясь, и протянул нож.
«Откуда ему это известно?» — смущенно спросил себя Эсташ. И, прежде чем мальчик объяснил все обстоятельства, связанные с ножом, аббат кивнул, словно что-то подтверждая. Эсташ долго смотрел на него, потеряв дар речи. Затем он медленно поднял руку и взял у аббата нож.
Эсташ не сразу разглядел человека, которого он спас, так как того окружили монахи; они его вымыли и набросили на него теплую рясу. Они выспрашивали его, кто он такой, откуда и кто на него напал, и то и дело допытывались, не болит ли у него что-нибудь.
Голос у раненого был еще слаб, поэтому Эсташ не слышал его ответов. Подошел слуга и увел коней, а аббат велел созвать других рыцарей, которые хотели послушать его рассказ о новых постройках монастыря, и не только о них.
— Я приглашаю всех господ в помещение, которое мы временно используем как трапезную, — сказал аббат. Он велел, двоим монахам отнести раненого в комнату, расположенную рядом с этой трапезной.
— Бедняга еще очень слаб, — добавил он, — и должен отдохнуть.
Но раненый встал на колени перед Бернаром и сказал взволнованным голосом:
— Господин, вы спасли мне с Божьей помощью жизнь: теперь она принадлежит вам. Распоряжайтесь ею.
— Может так случиться, — сурово ответил аббат, — что ты мне понадобишься для выполнения особой задачи, если ты тоже этого захочешь. А теперь вставай, — он помог раненому подняться. — Позволь проводить тебя в комнату. Мальчик, который тебя привез, пойдет с тобой и останется при тебе на случай, если что-нибудь будет нужно.
После этого несколько монахов, поддерживая раненого под руки, отвели его в небольшую комнату. Эсташ следовал за ними все еще в смущении, Уложив ослабевшего человека на мешок с соломой, монахи возвратились к своим обычным делам.
Эсташ огляделся. Комнатка была чисто побелена и имела маленькое окно. У стены напротив находилась еще одна дверь, заставленная узкой скамьей. Эсташ сел на эту скамью и стал смотреть на человека, лежавшего с закрытыми глазами.
Как же он молод! Руки и ноги у него были жилистые, а кисти рук — как у ремесленника. Раненый поднял веки и взглянул на Эсташа.
— Ты привез меня сюда?
Эсташ кивнул.
— Скажи мне, как тебя зовут?
И как только Эсташ назвал свое имя, человек сказал:
— Я Пьер, каменотес из Лиона, благодарю тебя за помощь.
Потом он опять закрыл глаза и уснул.
Эсташ прислонился спиной к двери. Расположенная рядом комната — трапезная — наполнилась голосами. Он знал, что трапезная — это монастырское помещение для еды. Оттуда доносились низкий голос господина де Пайена и мелодичный голос господина де Монбара. Звонкий голос с фламандским акцентом принадлежал господину де Сент-Омеру. Но отличить голос элегантного господина д'Альдемара от голоса господина де Сент-Амана Эсташ не мог. Наконец послышался и мощный голос господина де Мондидье. Затем собравшиеся расселись по скамьям.
— Любезные господа! — начал аббат. — Позвольте сердечно приветствовать вас в стенах монастыря Клерво. Благодарю вас за все ваши дары! Нас свела здесь общая забота. Это великая забота о нашей природе! Люди стали считать, что природа принадлежит им, и они могут делать с ней все, что заблагорассудится. Из арабских стран в нашу христианскую Европу проникают науки, которые, несмотря на свою занятность, трактуют наш прекрасный мир как мертвую материю, и это может привести к тому, что в один прекрасный день он будет разрушен. Мы хотим, чтобы природа осталась живой! Царь Соломон две тысячи лет назад познал тайны природы: ее законы, ее элементы, ее силы. Многое указывает на то, что он записал эти знания и сокрыл их, чтобы они не попали в руки к недостойным людям, которые стали бы ими злоупотреблять. Ибо тот, кто получит эти знания, приобретет громадную власть. Вы должны отправиться в путь, чтобы разыскать эти целительные знания. В глубинах горы Мориа, на которой царь Соломон построил Храм, есть зал с колоннами. И по сей день его называют «Конюшни Соломона». Многое указывает на то, что рядом с этим залом находится сокровищница мудрости, которую мы ищем. Бас девять человек. Король Иерусалимский — десятый в нашем союзе, а граф Шампанский, которого вы сегодня ночью посетили в тайном месте наших встреч, — одиннадцатый. Я же, ничтожнейший среди вас, — двенадцатый, и о моих силах лишь молиться за вас. Еврейские знатоки священных книг, занимающиеся здесь в монастыре переводом Писания, натолкнулись на заклинание, которое, вероятно, может послужить указателем для вас, когда вы окажетесь у цели путешествия — в Иерусалиме.
Сердце Эсташа учащенно забилось. Иерусалим!
— Но прежде, чем я скажу вам заклинание на древнееврейском языке, — продолжал аббат, — давайте все вместе дадим обет хранить эту тайну и не щадить ради нее своей жизни.
И все произнесли:
— Мы клянемся!
Затем аббат прочел заклинание на древнееврейском языке, и прозвучало оно чарующе и таинственно. После этого он перевел заклинание:
Он повторил заклинание во второй и в третий раз, чтобы слова остались в памяти рыцарей. Затем благословил их в путь и попросил:
